л  на  солнце.
Мелькарт толкнул его своими руками за Гадес, Кабиры ушли вниз под вулканы,
и Раббет, точно кормилица, наклонилась над миром, изливая свой  свет,  как
молоко, и расстилая ночь, как плащ.
   - А потом? - спросила Саламбо.
   Он рассказал ей о тайне рождения  мира,  чтобы  развлечь  ее  ум  более
высокими представлениями, но вожделения  девственницы  загорелись  от  его
последних слов, и Шагабарим, наполовину уступая ей, сказал:
   - Она рождает в людях любовь и управляет ею.
   - Любовь в людях! - повторила Саламбо мечтательным голосом.
   - Она - душа Карфагена, - продолжал жрец, - и хотя она разлита повсюду,
но живет здесь, под священным покрывалом.
   - Скажи, отец, - воскликнула Саламбо, - я увижу ее? Ты поведешь меня  к
ней? Я долго колебалась. Я сгораю от желания увидеть облик Танит. Сжалься!
Помоги мне! Идем к ней!
   Он оттолкнул ее гневным и гордым движением.
   -  Никогда!  Разве  ты  не   знаешь,   что   при   виде   ее   умирают?
Ваалы-гермафродиты открываются только  нам,  мужам  по  уму,  женщинам  по
слабости.  Твое  желание  нечестиво.  Удовлетворись  знанием,  которым  ты
владеешь!
   Она упала на колени, заткнув уши пальцами в  знак  раскаяния,  и  долго
рыдала, раздавленная словами жреца, преисполненная гневом против  него,  а
также  ужасом   и   чувством   унижения.   Шагабарим   стоял   перед   нею
бесчувственный. Он глядел на  нее,  распростертую  у  его  ног,  испытывая
странную радость при мысли, что она страдает из-за богини, которую и он не
мог  объять  всецело.  Уже  запели  птицы,  подул   холодный   ветер,   на
побледневшем небе носились тонкие облачка.
   Вдруг он заметил на горизонте, за Тунисом, точно легкие полосы  тумана,
стлавшиеся по земле; потом в воздухе повисла большая завеса из серой пыли,
и в вихрях тумана и пыли показались головы дромадеров,  копья,  щиты.  Это
войско варваров шло на Карфаген.



4. У СТЕН КАРФАГЕНА

   В  город  примчались  из  окрестностей  верхом  на  ослах  или   пешком
обезумевшие  от  страха,  бледные,  запыхавшиеся  люди.  Они   бежали   от
надвигавшегося войска. Оно в три дня вернулось из Сикки в Карфаген,  чтобы
все уничтожить.
   Карфагеняне  закрыли  городские  ворота.  Варвары  уже  подступали,  но
остановились  посередине  перешейка,  на  берегу  озера.  Сначала  они  не
обнаруживали  своей  враждебности.  Некоторые  приблизились  с  пальмовыми
ветвями в руках. Их отогнали стрелами - до  того  был  велик  страх  перед
наемниками.
   Утром и  под  вечер  вдоль  стен  бродили  иногда  какие-то  пришельцы.
Особенно  обращал  на  себя  внимание   маленький   человек,   старательно
кутавшийся в плащ и скрывавший лицо под  надвинутым  забралом.  Он  часами
пристально  разглядывал  акведук,  очевидно,  желая  ввести  карфагенян  в
заблуждение относительно своих истинных намерений. Его сопровождал  другой
человек, великан с непокрытой головой.
   Но Карфаген был хорошо защищен во всю ширину перешейка - сначала  рвом,
затем валом, поросшим травой, наконец, стеной, высотою в двадцать  локтей,
из тесаных камней, в два этажа. В ней устроены были помещения для  трехсот
слонов и склады для их попон, пут и корма. Затем шли конюшни  для  четырех
тысяч лошадей и для запасов овса, для упряжи, а также казармы для двадцати
тысяч солдат  с  вооружением  и  военными  снарядами.  Над  вторым  этажом
возвышались башни,  снабженные  бойницами;  снаружи  башни  были  защищены
висевшими на крючьях бронзовыми щитами.
   Эта первая линия стен служила непосредственным прикрытием для  квартала
Малки, где жили матросы и красильщики. Издали видны были шесты, на которых
сушились пурпуровые ткани, и на последних террасах  -  глиняные  печи  для
варки рассола.
   Сзади расположился  амфитеатром  город  с  высокими  домами  кубической
формы. Дома были выстроены  из  камня,  досок,  морских  валунов,  камыша,
раковин, утоптанной земли. Рощи храмов казались озерами зелени в этой горе
из разноцветных глыб. Город разделен был площадями  на  неравные  участки.
Бесчисленные узкие улички,  скрещиваясь,  разрезали  гору  сверху  донизу.
Виднелись ограды трех старых кварталов, примыкавшие теперь одна к  другой;
они возвышались местами в виде  огромных  подводных  камней  или  тянулись
длинными стенами, наполовину покрытые цветами, почерневшие, исполосованные
нечистотами, и улицы проходили через зиявшие в них отверстия, как реки под
мостами.
   Холм Акрополя, в  центре  Бирсы,  весь  исчезал  в  хаосе  общественных
зданий. Там были храмы с  витыми  колоннами,  с  бронзовыми  капителями  и
металлическими цепями, каменные конусы сухой кладки с лазурными  полосами,
медные купола, мраморные перекладины,  вавилонские  контрфорсы,  обелиски,
стоящие на своей верхушке, как опрокинутые факелы.  Перистили  лепились  к
фронтонам;   среди   колоннад   извивались   волюты,    гранитные    стены
поддерживались  кирпичными  переборками;  все  это,  наполовину   прячась,
нагромождалось одно на другое странным и непонятным образом. Чувствовалось
чередование веков и как бы память о далеких отчизнах.
   Поз