тлогий холм Ле, - оттуда открывается широкий вид на долину.  Речка  делит
ее как бы на две совершенно разные  области:  налево  -  луга,  направо  -
пашни. Луга раскинулись под кромкой бугров и сливаются сзади с  пастбищами
Брэ, а к востоку равнина,  поднимаясь  незаметно  для  взора,  ширится  и,
насколько хватает глаз, расстилает золотистые полосы пшеницы. Цвет травы и
цвет посевов не переходят один в  другой  -  их  разделяет  светлая  лента
проточной воды, и поле  здесь  похоже  на  разостланный  огромный  плащ  с
зеленым бархатным воротником, обшитым серебряным позументом.
   Когда вы подъезжаете к городу, на  горизонте  видны  дубы  Аргейльского
леса и обрывы Сен-Жана, сверху донизу исцарапанные  длинными  и  неровными
красными черточками, - это  следы  дождей,  а  кирпичный  оттенок  придают
жилкам,  прорезавшим  серую  гору,  многочисленные  железистые  источники,
текущие в окрестные поля.
   Здесь сходятся Нормандия, Пикардия и  Иль-де-Франс,  это  край  помеси,
край, где  говор  лишен  характерности,  а  пейзаж  -  своеобразия.  Здесь
выделывается  самый  плохой  во   всем   округе   невшательский   сыр,   а
хлебопашеством здесь заниматься невыгодно, - сыпучая, песчаная, каменистая
почва требует слишком много удобрения.
   До 1835 года в Ионвиле проезжих дорог не было, но как раз в  этом  году
провели "большой проселочный путь", соединивший Аббевильскую  и  Амьенскую
дороги, и по нему теперь идут редкие  обозы  из  Руана  во  Фландрию.  Но,
несмотря  на  "новые  рынки  сбыта",  в   Ионвиль-л'Аббеи   все   осталось
по-прежнему. Вместо того, чтобы повышать культуру земледелия, здесь упорно
продолжают заниматься убыточным травосеянием. Удаляясь от равнины, ленивый
городишко тянется к реке. Он виден издалека: разлегся  на  берегу,  словно
пастух в час полдневного зноя.
   За мостом, у подошвы холма,  начинается  обсаженная  молодыми  осинками
дорога, по которой вы, не забирая ни вправо, ни влево, доберетесь как  раз
до самого пригорода. Обнесенные изгородью домики стоят в глубине дворов, а
вокруг, под ветвистыми деревьями, к  которым  прислонены  лестницы,  косы,
шесты, раскиданы всякого рода постройки: давильни,  каретники,  винокурни.
Соломенные  крыши,  словно  нахлобученные  шапки,  почти  на  целую  треть
закрывают  маленькие  оконца  с  толстыми  выпуклыми  стеклами,  посредине
которых, как на  донышке  бутылок,  выдавлен  конус.  Возле  стен,  сквозь
штукатурку которых выглядывает расположенная по диагонали  черная  дранка,
растут чахлые груши, у  входных  дверей  устроены  маленькие  вертушки  от
цыплят, клюющих на пороге вымоченные в сидре крошки пеклеванного хлеба. Но
постепенно дворы становятся уже, домишки лепятся один  к  другому,  заборы
исчезают; под окнами качаются палки от  метел  с  пучками  папоротника  на
конце. Вот кузница, потом - тележная мастерская, и  возле  нее  -  две-три
новенькие телеги, занявшие часть мостовой.  Дальше  сквозь  решетку  виден
белый  дом,  а  перед  ним  круглая  лужайка,   которую   украшает   амур,
приставивший палец к губам; по обеим сторонам подъезда - лепные  вазы;  на
двери блестит металлическая дощечка; это лучший дом в городе - здесь живет
нотариус.
   В двадцати шагах от него, на противоположной стороне, у  самой  площади
стоит церковь. Ее окружает маленькое кладбище, обнесенное низкой  каменной
стеной и до того тесное,  что  старые,  вросшие  в  землю  плиты  образуют
сплошной  пол,   на   котором   трава   вычерчивает   правильные   зеленые
четырехугольники. В последние  годы  царствования  Карла  X  церковь  была
перестроена заново. Но деревянный свод вверху уже подгнивает,  местами  на
его голубом фоне появляются темные впадины. Над дверью, где должен  стоять
орган, устроены хоры для мужчин,  и  ведет  туда  звенящая  под  каблуками
винтовая лестница.
   Яркий свет дня, проникая сквозь одноцветные стекла оков, косыми  лучами
освещает ряды стоящих перпендикулярно в стене скамеек; на некоторых из них
прибиты к спинкам коврики, и над каждым таким  ковриком  крупными  буквами
выведена надпись: "Скамья  г-на  такого-то".  Дальше,  в  том  месте,  где
корабль суживается, находится исповедальня, а как раз напротив нее - густо
нарумяненная, точно божок с Сандвичевых островов, статуэтка девы  Марии  в
атласном платье и в  тюлевой  вуали,  усыпанной  серебряными  звездочками;
наконец,  в  глубине  завершает   перспективу   висящая   между   четырьмя
светильниками над алтарем главного придела  копия  "Святого  семейства"  -
"дар министра внутренних дел". Еловые откидные  сиденья  на  хорах  так  и
остались невыкрашенными.
   Добрую половину главной ионвильской площади занимает крытый  рынок,  то
есть черепичный навес, держащийся приблизительно на двадцати  столбах.  На
углу, рядом с аптекой, стоит мэрия,  "построенная  по  проекту  парижского
архитектора" и представляющая собой некое подобие греческого храма.  Внизу
- три ионические колонны, во втором этаже - галерея с круглой аркой, а  на
фронтоне галльский петух одной лапой опирается на Хартию (*24),  в  другой
держит весы правосудия.
   Но особенно  бросается  в  глаза  аптека  г