ина ее ужасного состояния - деньги - выпала у нее из  памяти.
Она страдала только от своей любви, при одном воспоминании о  ней  душа  у
нее расставалась с телом - так умирающий чувствует, что жизнь  выходит  из
него через кровоточащую рану.
   Ложились сумерки, кружились вороны.
   Вдруг ей почудилось, будто в воздухе взлетают огненные шарики,  похожие
на светящиеся пули; потом они сплющивались, вертелись, вертелись, падали в
снег, опушивший ветви деревьев, и гасли. На каждом из них  возникало  лицо
Родольфа. Их становилось все больше, они вились вокруг Эммы, пробивали  ее
навылет. Потом все исчезло. Она узнала мерцавшие  в  тумане  далекие  огни
города.
   И тут правда  жизни  разверзлась  перед  ней,  как  пропасть.  Ей  было
мучительно больно дышать. Затем, в приливе отваги,  от  которой  ей  стало
почти весело, она сбежала с горы, перешла через речку, миновала  тропинку,
бульвар, рынок и очутилась перед аптекой.
   Там было пусто. Ей хотелось туда проникнуть, но  на  звонок  кто-нибудь
мог выйти. Затаив дыхание, держась за стены,  она  добралась  до  кухонной
двери - в кухне на плите горела свеча. Жюстен,  в  одной  рубашке,  нес  в
столовую блюдо.
   "А, они обедают! Придется подождать".
   Жюстен вернулся. Она постучала в окно. Он вышел к ней.
   - Ключ! От верха, где...
   - Что вы говорите?
   Жюстен был поражен бледностью ее лица -  на  фоне  темного  вечера  оно
вырисовывалось  белым  пятном.  Ему  показалось,  что  она  сейчас  как-то
особенно хороша собой, величественна, точно видение. Он  еще  не  понимая,
чего она хочет, во уже предчувствовал что-то ужасное.
   А она, не  задумываясь,  ответила  ему  тихим,  нежным,  завораживающим
голосом:
   - Мне нужно! Дай ключ!
   Сквозь тонкую переборку из столовой доносился стук вилок.
   Она сказала, что ей не дают спать крысы и что ей необходима отрава.
   - Надо бы спросить хозяина!
   - Нет, нет, не ходи туда! - встрепенулась Эмма и  тут  же  хладнокровно
добавила: - Не стоит! Я потом сама ему скажу. Посвети мне!
   Она вошла в коридор. Из коридора дверь вела  в  лабораторию.  На  стене
висел ключ с ярлычком: "От склада".
   - Жюстен! - раздраженно крикнул аптекарь.
   - Идем!
   Жюстен пошел за ней.
   Ключ  повернулся  в  замочной  скважине,  и,  руководимая  безошибочной
памятью, Эмма  подошла  прямо  к  третьей  полке,  схватила  синюю  банку,
вытащила пробку, засунула туда руку и, вынув горсть белого порошка, начала
тут же глотать.
   - Что вы делаете? - кидаясь к ней, крикнул Жюстен.
   - Молчи! А то придут...
   Он был в отчаянии, он хотел звать на помощь.
   - Не говори никому, иначе за все ответит твой хозяин!
   И, внезапно умиротворенная, почти  успокоенная  сознанием  исполненного
долга, Эмма удалилась.


   Когда Шарль, потрясенный вестью о том, что у  него  описали  имущество,
примчался домой, Эмма только что вышла.  Он  кричал,  плакал,  он  потерял
сознание, а она все не приходила.  Где  же  она  могла  быть?  Он  посылал
Фелисите к Оме, к Тювашу, к Лере,  в  "Золотой  лев",  всюду.  Как  только
душевная боль утихала, к нему тотчас же возвращалась мысль о том,  что  он
лишился  прежнего  положения,  потерял  состояние,  что   будущее   дочери
погублено. Из-за чего? Полная  неясность.  Он  прождал  до  шести  вечера.
Наконец, вообразив, что Эмма уехала в Руан, он почувствовал, что не  может
больше сидеть на месте, вышел  на  большую  дорогу,  прошагал  с  полмили,
никого не встретил, подождал еще и вернулся.
   Она была уже дома.
   - Как это случилось?.. Почему? Объясни!..
   Эмма села за свой секретер, написала письмо и, проставив  день  и  час,
медленно запечатала.
   - Завтра ты это прочтешь, - торжественно заговорила она. - А пока, будь
добр, не задавай мне ни одного вопроса!.. Ни одного!
   - Но...
   - Оставь меня!
   С этими словами она вытянулась на постели.
   Ее разбудил терпкий вкус во рту. Она увидела Шарля, потом снова закрыла
глаза.
   Она с любопытством наблюдала за собой, старалась  уловить  тот  момент,
когда начнутся боли.  Нет,  пока  еще  нет!  Она  слышала  тиканье  часов,
потрескиванье огня и дыханье Шарля, стоявшего у ее кровати.
   "Ах, умирать совсем не страшно! - подумала она. - Я сейчас засну, и все
будет кончено".
   Она выпила воды и повернулась лицом к стене.
   Отвратительный чернильный привкус все не проходил.
   - Хочу пить!.. Ах, как я хочу пить! - со вздохом вымолвила она.
   - Что с тобой? - подавая ей стакан воды, спросил Шарль.
   - Ничего!.. Открой окно... Мне душно.
   И тут ее затошнило - так внезапно, что она едва успела вытащить  из-под
подушки носовой платок.
   - Унеси! Выбрось! - быстро проговорила она.
   Шарль стал расспрашивать ее - она не отвечала. Боясь, что от  малейшего
движения у нее опять может начаться рвота, она лежала пластом. И в  то  же
время чувствовала, как от ног к сердцу идет пронизывающий холод.
   - Ага! На