повозку  без  хозяина,  запряженную  лошадью,  у которой, как у
Роландовой кобылы, имелся один капитальный  изъян  -  она  была
мертва,  -  остановился  в  недоумении  и  бросил  по  сторонам
торопливый подозрительный взгляд.
     Чтобы лучше осмотреться, он опустил свою ношу наземь. Ноша
не упала, а шагнула самостоятельно, ибо она оказалась  девочкой
лет  двенадцати,  закутанной  с  головы  до пят в длинный плащ,
отчего, согнувшись в комок на руках своего спутника, она  могла
сойти   за  рундучок  или  дорожную  котомку.  Из-под  лоскута,
покрывавшего  ее  голову,  лихорадочным  мрачным  огнем  горели
черные  глаза,  точь-в-точь  такие, как у Чикиты. Нитка жемчуга
светлыми точками выделялась на смуглой шее,  и  в  разрез  этой
потуге  на  роскошь  голые ноги ей прикрывало скрученное жгутом
тряпье.
     Это и в самом деле была  Чикита  собственной  персоной,  а
спутник  ее был не кто иной, как Агостен, разбойник с чучелами:
устав  заниматься  своим  благородным  ремеслом  на   пустынных
дорогах,  он  направлялся в Париж, где все таланты находят себе
применение, - ночью шел, а  днем  скрывался,  по  примеру  всех
хищных тварей, промышляющих насилием и убийством.
     Девочка  так  озябла и устала, что при всем своем мужестве
не могла идти дальше, и Агостен, в поисках пристанища,  нес  ее
на  руках,  как  Гомер  или  Велизарий  своих провожатых, с той
существенной  разницей,  что  он  отнюдь  не  был  слепцом,  а,
наоборот,  обладал зрением рыси, могущей, как утверждает Плиний
Старший, видеть предметы сквозь стены.
     - Что бы это значило? -  обратился  Агостен  к  Чиките.  -
Обычно  мы останавливаем повозки, а тут повозка остановила нас;
как бы она не оказалась полна  седоков,  которые  закричат  нам
"кошелек или жизнь".
     - Там  нет  никого,  -  ответила  Чикита,  которая  успела
просунуть голову под парусину.
     - Так, может, есть что-нибудь? - предложил бандит. -  Надо
произвести осмотр.
     Пошарив  в складках пояса, он достал кремень и трут, высек
огонь и зажег потайной .фонарь, который был ему  необходим  для
ночных  изысканий, тем более что лучи рассвета еще не проникали
в глубь повозки. Чикита, в чаянии наживы  забыв  об  усталости,
шмыгнула в фургон и направила свет фонаря на загромождавшие его
тюки,   но,   кроме  старых  раскрашенных  холстов,  картонного
реквизита да грошовых тряпок, ничего не обнаружила.
     - Ищи получше, Чикита, деточка, - поощрял ее  стоявший  на
страже  бандит,  - ройся во всех карманах и в торбах, что висят
по боковым стенкам.
     - Ничего тут нет, ровно ничего, что стоило бы взять.  Ага!
Вот кошель, в котором что-то звякает!
     - Давай его скорей, - поторопил Агостен, - и поднеси ближе
фонарь,  чтобы  я  мог  разглядеть  находку.  Клянусь  рогами и
хвостом дьявола, не везет нам, да и  только!  Я-то  думал,  тут
настоящие деньги, а это просто кружочки из меди и позолоченного
свинца. Ну хоть какую-нибудь пользу извлечем из этого фургона -
отдохнем немного, укрывшись от холодного ветра под его навесом.
Твои  бедные  окровавленные  ножки  больше не держат тебя, - уж
очень тяжела дорога и  долог  путь.  Ты  укроешься  холстами  и
поспишь  часок-другой.  А  я тем временем тебя посторожу, чтобы
никакая тревога не застигла нас врасплох.
     Чикита забилась в глубь фургона, натянула на  себя  старые
декорации,  чтобы  мало-мальски  согреться,  и  вскоре  уснула.
Агостен уселся на передке, положил раскрытую наваху так,  чтобы
она  была  у  него под рукой, и оглядел окрестности пристальным
взглядом разбойника, от которого не укроется никакая опасность.
     Глубочайшая  тишина  царила  над  безлюдной  равниной.  На
склонах  далеких холмов пятнами выступали груды снега, блестя в
тусклых лучах рассвета,  точно  белые  призраки  или  мраморные
памятники на кладбище. Но все это было неподвижно и не вызывало
беспокойства.  Несмотря  на  силу  воли  и  железное  сложение,
Агостен почувствовал, что его одолевает сон. Уже несколько  раз
веки  его  слипались,  и  он  неимоверным  усилием разжимал их;
предметы стали расплываться  перед  ним,  мысли  путались,  как
вдруг,  сквозь  сумбур  первых  сновидений,  он  ощутил на лице
чье-то теплое и влажное дыхание. Он  проснулся,  и  глаза  его,
раскрывшись, встретились с двумя светящимися зрачками.
     - Волки  не  пожирают  друг  друга,  голубчик, - проворчал
разбойник, - тебе не по зубам загрызть меня.
     И движением быстрее молнии он левой рукой  сжал  зверя  за
горло,  а  правой  схватил  наваху  и  по рукоятку вонзил ему в
сердце.
     Однако, несмотря на победу, Агостен счел место  ненадежным
для ночлега и разбудил Чикиту, которая ничуть не испугалась при
раскиданы  стулья,  состоявшие  из  трех  колышков, вделанных в