рекреации сеньор Марс, этот жалкий драчун по сравнению со мной?
Он нежится в  объятиях  белых  и  мягких  рук  госпожи  Венеры,
которая, будучи благоразумнейшей из богинь, отдает предпочтение
воинам, жестоко презирая своего хромоногого рогоносца-мужа. Вот
почему  я решил снизойти до человеческих чувствований, и, видя,
что  Купидон  не  осмеливается  направить  стрелу   с   золотым
наконечником  в храбреца моей закалки, я поощрительно подмигнул
ему. Этого мало,  -  чтобы  острие  могло  пронзить  доблестное
львиное сердце, я скинул кольчугу, сплетенную из колец, которые
дарили  мне богини, императрицы, королевы, инфанты, принцессы и
знатные дамы со всего света, мои знаменитейшие любовницы,  дабы
их  магическая  сила  оберегала  меня в самых моих безрассудных
деяниях.
     - Насколько моему слабому разумению доступны  перлы  столь
блистательного красноречия, уснащенного столь меткими оборотами
и  красочными  метафорами  в  азиатском  вкусе, - сказал слуга,
делавший  вид,  будто  слушает  пламенную  тираду   хозяина   с
величайшим  напряжением ума, - из этого чуда риторики явствует,
что вашей доблестнейшей милости вздумалось воспылать страстью к
какому-нибудь юному бутончику, иначе говоря, вы влюбились,  как
самый простой смертный.
     - Надо сознаться, для лакея у тебя недюжинная смекалка, ты
попал   прямо   в   точку,  -  снисходительно,  с  высокомерным
добродушием подтвердил Матамор. -  Да,  я  имею  слабость  быть
влюбленным;  но  не бойся, это не нанесет ущерба моей отваге. Я
не Самсон, чтобы позволить себя  остричь,  и  не  Алкид,  чтобы
сидеть  за  прялкой. Пусть попробовала бы Далила дотронуться до
моих волос!  Омфала,  та  стаскивала  бы  с  меня  сапоги.  При
малейшем  непослушании я бы заставил ее отчищать от грязи шкуру
немейского льва, как испанский  плащ.  В  часы  досуга  у  меня
явилась такая унизительная для отважного сердца мысль: конечно,
я  сразил род человеческий, но поверг только лишь его половину.
Женщины, создания беззащитные, ускользают из-под  моей  власти.
Неблаговидно  рубить им головы, отрезать руки и ноги, рассекать
их надвое до пояса, как я поступаю с моими врагами - мужчинами.
Учтивость не допускает таких воинственных повадок с  женщинами.
Мне достаточно капитуляции их сердец, безоговорочной покорности
души,  расправы с их добродетелью. Правда, число плененных мною
дам превышает количество песчинок в море и  звезд  на  небе,  я
таскаю   за  собой  четыре  сундука  с  любовными  записочками,
письмами и  посланиями  и  сплю  на  тюфяке,  набитом  черными,
русыми,  рыжими  и белокурыми локонами, которыми одаривали меня
даже целомудреннейшие скромницы. Со мною заигрывала сама Юнона,
но я отверг ее, потому  что  она  порядком  перезрела  в  своем
бессмертии,  несмотря  на  то  что  Канафосский ключ каждый год
возвращает  ей  девственность.  Но  все  эти  победы  я  считаю
поражениями,  и  лавровый  венок,  в  котором недостает хотя бы
одного листка, не нужен мне, он обесчестит мне чело. Прелестная
Изабелла смеет мне  противиться,  и  хотя  любые  преграды  мне
желанны,  такую  дерзость я стереть не могу и требую, чтобы она
сама коленопреклоненно с распущенными волосами, моля о пощаде и
помиловании, принесла мне на серебряном блюде золотые ключи  от
своего сердца. Ступай, принуди эту твердыню к сдаче. Даю ей три
минуты на размышления: песочные часы будут в ожидании трепетать
на длани устрашенного времени.
     С  эти  Матамор  остановился в подчеркнуто угловатой позе,
комизм которой усугубляла его сверхъестественная худоба.
     Несмотря на лукавые уговоры Скапена, окно не  открывалось.
Уповая на прочность стен и не боясь подкопа, гарнизон в составе
Изабеллы   и  Зербины  не  подавал  признаков  жизни.  Матамор,
которого ничем нельзя озадачить, на сей раз был  озадачен  этим
молчанием.
     - Кровь и пламень! Небо и земля! Громы и молнии! - взревел
он, топорща  усы,  как  разъяренный  кот.  -  Эти потаскушки не
шелохнутся, точно дохлые коты. Пусть выкинут флаг и бьют отбой,
иначе я щелчком опрокину их дом! И поделом недотроге, если  она
погибнет  под  развалинами. Скапен, друг мой, чем ты объясняешь
такое  лютое  и  дикое  сопротивление  моим  чарам,  коим,  как
известно,  нет  равных ни у нас на земноводном шаре, ни даже на
Олимпе, обиталище богов?!
     - Я объясняю это осень просто. Некий Леандр,  конечно,  не
такой  красавец, как вы, - но не все обладают хорошим вкусом, -
вступил в сговор с местным гарнизоном, и ваша отвага направлена
на крепость, покоренную  другим.  Вы  пленили  отца,  а  Леандр
пленил дочь. Тол ко и всего.
     - Что?  Ты  говоришь  -  Леандр?!  О,  не  повторяй  этого
презренного имени, не то от лютой злобы я сорву с небес солнце,
выбью глаз у луны и, ухватив землю за концы земной оси, так  ее
тряхну,  что  произойдет  новый  потоп, не хуже чем при Ное или
Огиге. Этот  поганый  сопляк  осмеливается  у  меня  под  носом