беспорядочной кочевой жизни бродячих актеров  целомудрие  такой
красотки,   какой  вы  обещали  стать,  неминуемо  подвергается
посягательствам волокит, которые вьются вокруг комедианток, как
мотыльки вокруг огня, и кровь приливала мне к голове при мысли,
что  вы,  плоть  от   плоти   моей,   подвергаетесь   несносным
оскорблениям.  Сколько  раз,  выставляя себя заядлым театралом,
каковым не был никогда, отправлялся  я  на  спектакли,  надеясь
увидеть  среди  актрис  на роли простушек молодую девицу вашего
возраста и привлекательной наружности, которой мысленно наделял
вас.   Но   встречались   мне   лишь   нарумяненные   вертушки,
прикрывающие  невинной  миной  наглость  куртизанки. Ни одна из
этих жеманных дур не могла быть вами.
     Итак, я с прискорбием отказался от надежды отыскать  дочь,
присутствие  которой  было бы отрадой моей старости; принцесса,
моя жена, умерла после трех лет супружества, подарив  мне  лишь
сына,  Валломбреза,  своим необузданным нравом причинявшего мне
немало огорчений. Несколько дней тому назад, явившись по  долгу
службы  к  королю  в  Сен-Жермен, я услышал такие одобрительные
отзывы придворных о труппе Ирода,  что  подумал  сам  пойти  на
спектакль  этих  актеров,  по общему мнению, лучших из всех, за
долгие годы приезжавших из провинции в Париж. Особенно  хвалили
некую  Изабеллу  за превосходную, естественную, благопристойную
манеру игры, полную  наивной  грации.  Она,  как  говорили,  не
только  отлично играет на театре роль невинной простушки, но не
изменяет ей и в жизни, и самые злые  языки  смолкали  перед  ее
добродетелью.  Взволнованный тайным предчувствием, я отправился
в залу, где подвизались эти актеры,  и  увидел,  как  вы  своей
игрой    снискали    единодушные    рукоплескания.   Девическая
застенчивая и робкая повадка, юный серебристый  звук  голоса  -
все  в  вас  удивительным образом всколыхнуло мне душу. Но даже
глаз отца не способен  узнать  ребенка,  которого  не  видел  с
колыбели,  в  красивой двадцатилетней девушке, да еще при свете
рампы, сквозь сказочную призму  театра;  однако  мне  казалось,
что,  случись  девице знатного рода по прихоти судьбы очутиться
на  подмостках,  у  нее  была  бы  именно   такая   исполненная
достоинства  скромность,  державшая  на расстоянии собратьев по
ремеслу, такое благородство манер, при виде которых  у  всякого
является  вопрос:  "Как  она  попала сюда?" В той же пьесе роль
Педанта играл актер  с  физиономией  пропойцы,  как  будто  мне
знакомой. Годы ничуть не изменили его смехотворного уродства, и
мне   припомнилось,  что  он  уже  тогда  изображал  комических
стариков и Панталоне в той труппе, где играла Корнелия. Сам  не
знаю  почему,  я мысленно связал вас с этим Педантом, в прошлом
товарищем вашей матери. Как ни твердил  мне  разум,  что  этому
актеру  не обязательно было поступить в одну труппу с вами, мне
все казалось, что у  него  в  руках  та  таинственная  нить,  с
помощью  которой  я  разберусь  в лабиринте запутанных событий.
Поэтому я решил расспросить его, что и не замедлил бы  сделать;
но  когда  я  послал  за  ним  в гостиницу на улице Дофина, там
ответили, что труппа Ирода  отправилась  дать  представление  в
каком-то  замке  поблизости от Парижа. Я стал бы спокойно ждать
возвращения  актеров,  если  бы  один   верный   слуга,   боясь
неприятных  столкновений,  не  явился  меня  предупредить,  что
герцог де Валломбрез без памяти  влюблен  в  актрису  по  имени
Изабелла,  которая решительно противится его домогательствам, и
потому он решил похитить ее  во  время  нарочито  подстроенного
путешествия,  для  чего  отрядил  целую  команду наемных убийц:
такое вопиющее насилие может плохо кончиться, так  как  девушка
окружена друзьями, у которых есть при себе оружие. Это известие
в  сочетании  с  догадками  относительно  вашего  происхождения
несказанно встревожило меня. Я содрогался при мысли, что любовь
преступная грозит превратиться  в  любовь  противоестественную,
ибо,  если  предчувствия  мои  оправдаются, вы окажетесь родной
сестрой Валломбреза. Я узнал, что  похитители  должны  привезти
вас  в  этот замок, и со всей возможной поспешностью направился
сюда. Но вы были уже освобождены  и  честь  ваша  не  потерпела
ущерба,  а  перстень с аметистом подтвердил то, что подсказывал
мне голос крови.
     - Поверьте  мне,  -  монсеньор  и  отец  мой,  -  ответила
Изабелла,  -  я никогда вас не осуждала. Я с детства привыкла к
жизни странствующей актрисы и легко мирилась с ней, не  зная  и
не  желая иной участи. Из того, что было мне известно о людских
отношениях,  я  поняла,  что  не  имею  права  навязывать  себя
высокопоставленному  семейству,  которое не иначе как по веским
причинам  держит  меня  в  безвестности  и  забвении.   Смутное
воспоминание  о  моем происхождении вселяло в меня гордость, и,
видя, как пренебрежительно светские дамы смотрят на  актрис,  я
думала порой: "И я, как они, принадлежу к дворянскому роду". Но
дурман  гордыни  быстро  рассеивался,  и у меня оставалось лишь
незыблемое уважение к самой себе. Ни за что на свете не посмела