впредь ничего не предпримет против вас.
     Малартик  знаком  выразил  согласие,  и барон отвел острие
своей  грозной  рапиры.  Тогда  бретер  с  видом  побитого  пса
подобрал шпагу, вложил ее в ножны, молча сел в кресло и носовым
платком стянул себе плечо, где расплывалось красное пятно.
     - А этим всем плутам, то ли изувеченным, то ли мертвым, не
мешает от греха связать лапы, как домашней птице, которую несут
на базар  головой  вниз,  -  заявил Жакмен Лампурд (ибо это был
он). - Они могут ожить  и  куснуть,  хотя  бы  в  пятку.  Такие
законченные  канальи способны прикидываться непригодными к бою,
лишь бы спасти свою шкуру, хотя она недорого стоит.
     Вытянув из кармана штанов тонкую бечевку, он нагнулся  над
простертыми  на полу телами и с непостижимым проворством связал
руки и ноги Свернишею, который сделал попытку к  сопротивлению,
затем  Верзилону, который визжал, будто заживо ощипанный индюк,
а заодно и Винодую, хотя тот лежал недвижимый  и  бледный,  как
мертвец.
     Если    читателя   удивит   присутствие   Лампурда   среди
нападающих,  мы  поясним,  что  бретер  проникся   фанатическим
благоговением  перед  Сигоньяком, чье мастерство обворожило его
во время их стычки на Новом мосту, и  предложил  капитану  свои
услуги,  которыми  не  следовало пренебрегать в столь трудных и
опасных обстоятельствах. Да, кстати сказать, нередко случалось,
что, нанятые противными сторонами для такого рода  сомнительных
предприятий,  закадычные приятели без зазрения совести обнажали
шпаги или кинжалы друг против друга.
     Читатель, конечно, не забыл, что Ершо, Агостен, Мерендоль,
Азолан и Лабриш с самого начала переправились в лодке через ров
и вышли за пределы замка, дабы отвлечь врага, напав на  него  с
тыла. Беззвучно обогнули они ров и добрались до того места, где
срубленное   дерево,  повиснув  над  водой,  служило  мостом  и
лестницей избавителям молодой актрисы. Добряк Ирод, разумеется,
не преминул предложить свою  отвагу  в  помощь  Сигоньяку,  ибо
высоко  ценил  его  и,  не  задумываясь, отправился бы за ним в
самое пекло, даже если бы дело не касалось  Изабеллы,  любимицы
всей  труппы и лично его в особенности. А не вмешался он до сих
пор в гущу сражения вовсе не  из  трусости,  -  мужеством  этот
актер  мог  потягаться  с  любым воякой. Вслед за остальными он
тоже взобрался верхом  на  дерево  и,  подтягиваясь  на  руках,
продвигался  толчками,  не  жалея  штанов, обдиравшихся о кору.
Впереди него потихоньку полз театральный  швейцар,  решительный
малый,  привыкший  работать  кулаками  и отражать натиск толпы.
Добравшись  до  того  места,  где  ствол  дерева  разветвлялся,
швейцар  схватился  за  ветку  потолще  и продолжал карабкаться
вверх;  когда  же  до  конца  ствола  дополз  Ирод,  наделенный
сложением  Голиафа,  весьма подходящим для ролей тиранов, но не
для штурма высот, он  почувствовал,  что  ветки  подгибаются  и
зловеще  трещат под ним. Взглянув вниз, он увидел на расстоянии
футов в тридцать черную воду рва.  Это  зрелище  заставило  его
призадуматься  и  перебраться  на  более крепкий сук, способный
выдержать его тяжесть.
     "Н-да! - мысленно протянул он. - Для меня скакать по  этим
веточкам,  которые подогнулись бы под воробьем, так же разумно,
как слону плясать на паутине. Это занятие для  влюбленных,  для
Скапенов  и  других  юрких  человечков,  которым  по  должности
полагается быть худыми. А я - комедийный король и тиран,  более
приверженный  к  яствам, чем к женщинам, я не обладаю легкостью
акробатов и канатных плясунов. И, если я сделаю еще  хоть  шаг,
поспешая на помощь капитану, который, конечно, в ней нуждается,
ибо,  судя по звуку выстрелов и стуку клинков, бой идет жаркий,
я неизбежно свалюсь в эти стиксовы воды, черные и  густые,  как
сажа,   заросшие   ряской,   кишащие  лягушками  и  жабами,  и,
погрузившись  с  головой  в  ил,  приму  бесславную  смерть   в
зловонной могиле, окончу жизнь безо всякой пользы, не нанеся ни
малейшего  ущерба  врагу. А вернувшись вспять, я не покрою себя
позором. Отвага здесь ни  при  чем.  Будь  я  равен  храбростью
Ахиллу,  Роланду  или  Сиду,  не могу я при весе в двести сорок
фунтов  и  сколько-то  унций  усидеть  на  веточке  толщиной  в
мизинец.  Дело  тут  не  в  геройстве,  а в силе тяжести. Итак,
повернем назад и поищем другого  способа  проникнуть  тайком  в
крепость,  чтобы помочь нашему храброму барону, который, верно,
сейчас сомневается в моей дружбе, если  у  него  есть  досуг  о
ком-то или о чем-то думать".
     Окончив этот монолог со всей быстротой внутренней речи, во
сто крат  опережающей  слово,  произнесенное вслух, хотя старик
Гомер и зовет его крылатым,  Ирод  круто  повернулся  на  своей
деревянной  лошадке, иначе говоря на стволе, и начал осторожный
спуск. Вдруг он остановился, до слуха его долетел  слабый  шум,
будто  кто-то  трется  коленями  о  кору дерева и тяжело дышит,
карабкаясь наверх; и хотя ночь была темная, а тень от замка еще