ет построить себе прочную могилу и оплатить
бальзамирование своего тела, чтобы оно и в смерти сохранилось навечно. А отчего 
это, знаешь
ли ты, Синухе?
Я смотрел на Город мертвых, где заходящее солнце окрасило в пурпур белые 
гробницы
фараонов, и у меня задрожал подбородок, ибо я уже знал, к чему отец клонит.
– Оттого что они не умеют писать, – сказал он серьезно. – Ни в жизни ни в 
смерти не
преуспеет тот, кто не умеет писать.
Он задумчиво поднял перед собой сосуд с вином, оглянулся, словно опасаясь, что 
Кипа
подсматривает за нами из-за угла, потом отхлебнул глоток, вытер губы и, взяв 
меня за руку,
повел дальше. Я следовал за ним с тяжелым сердцем, но с твердой решимостью 
стать воином.
– Отец, – сказал я, шагая с ним в ногу, – жизнь воинов приятна. Они живут в 
казарме и
получают хорошую пищу, по вечерам они пьют вино в домах увеселений и женщины 
смотрят
на них благосклонно. Лучшие из них носят на шее золотые цепочки, хотя они и не 
умеют
писать. Из военных походов они привозят добычу и рабов; почему же мне не стать 
воином?
Но отец ничего не ответил, а только ускорил шаг. Неподалеку от большой свалки, 
где на
нас налетели тучи гудящих мух, он наклонился и заглянул в низенькую глиняную 
хижину.
– Интеб, друг мой, ты здесь? – позвал он, и из лачуги выбрался, кое-как ковыляя 
и
опираясь на палку, изъеденный вшами старик в заскорузлой от грязи набедренной 
повязке и без
правой руки, обрубленной почти по плечо. Высохшее от старости лицо его густо 
покрывали
морщины, и у него совсем не было зубов.
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 10
– Неужели, неужели это сам Интеб? – шепотом спросил я у отца, с ужасом глядя на
старика. Потому что Интеб был известный герой. Он сражался в сирийских походах 
при
Тутмосе III, величайшем из фараонов, и о нем, его подвигах и полученных им от 
фараона
наградах, ходили легенды.
Старик поднял руку для приветствия, как делают воины, и мой отец протянул ему 
сосуд с
вином. Они сели на землю, потому что у старика не было даже скамейки перед 
хижиной. Интеб
трясущейся рукой поднес сосуд к губам и жадно стал пить вино, стараясь не 
пролить ни капли.
– Сын мой Синухе хочет стать воином, – сказал отец с усмешкой. – Я привел его к 
тебе,
Интеб, ты единственный живой герой великих войн, и ты должен рассказать ему о 
доблестной
жизни и подвигах воина.
– Во имя Сета, Ваала и всех злых сил! – хрипло воскликнул старик, потом громко
засмеялся и уставился на меня близорукими глазами: – Неужто парень спятил?
Его беззубый рот, потухшие глаза, болтающаяся култышка и морщинистая грудь были 
так
страшны, что я спрятался за спину отца, вцепившись в его рукав.
– Парень, парень! – сказал Интеб и скривился. – Если бы мне дали по глотку вина 
за
каждый горестный миг, когда я проклинал мою жизнь и жалкую судьбу, сделавшую 
меня
воином, я мог бы наполнить вином озеро, которое фараон, говорят, построил на 
потеху своей
женке. Правда, сам-то я его не видел, ведь у меня нет средств на то, чтобы 
заплатить лодочнику
и переправиться на тот берег, но не сомневаюсь, что озеро наполнилось бы до 
краев, да еще
осталось бы столько вина, что целой армии хватило бы мертвецки упиться.
Он снова стал жадно пить.
– Но, – сказал я дрогнувшим голосом, – ведь ремесло воина самое почетное из 
всех
профессий.
– Почет и слава, – сказал герой Тутмоса, – это дерьмо, простое дерьмо, 
способное
прокормить лишь мух. Я на своем веку много наврал о войне и геройстве, чтобы 
простаки,
которые слушали разинув рты, угощали меня вином, но твой отец – почтенный 
человек, и я не
хочу его обманывать. Поэтому я скажу тебе, парень, что профессия воина самая 
что ни на есть
последняя и жалк