я.
Вино немного разгладило морщины на его лице, и старческие глаза загорелись 
мрачным
огнем. Вдруг он встал и единственной рукой схватил себя за горло.
– Смотри, парень! – воскликнул он. – Эту тощую шею когда-то украшали пять 
золотых
цепочек. Сам фараон собственноручно надел их на меня. Кто может сосчитать 
отрубленные
руки врагов, которые я сложил перед его шатром? Кто первым взобрался на стену 
Кадета? Кто,
как разъяренный слон, сеял смерть и смятение во вражеских рядах? Это я, Интеб, 
герой! Но кто
теперь меня за это возблагодарит? Золото мое пошло бродить по свету, рабы, 
добытые на
войне, разбежались или поумирали. Правая рука моя осталась в стране Митанни, и 
быть бы мне
уже давно уличным нищим, если бы не добрые люди, которые время от времени 
приносят
немного сушеной рыбы да пива за то, что я рассказываю их детям правду о войне. 
Я, Интеб,
великий герой, но ты погляди на меня, сынок. Молодость моя осталась в пустыне, 
где я познал
голод, болезни и тяжкий труд. Там высохло мясо на моих костях, там задубела моя 
кожа, там
ожесточилось сердце. И что хуже всего, в безводных пустынях пересохли язык и 
глотка, и я
заразился вечной жаждой, как всякий воин, кому посчастливилось вернуться живым 
из походов
в далекие страны. Поэтому жизнь моя стала как теснина загробного мира с тех пор,
 как я
потерял руку. И я не хочу даже поминать о боли, ранах и страданиях, причиненных
мясниками-хирургами. Они ведь сперва отпилят руку, затем обваривают култышку в 
кипящем
масле, это твой отец прекрасно знает. Да будет благословенно имя твое, Сенмут, 
справедливый
и добрый, но вино кончилось.
Старик замолчал, отдышался, сел на землю и, уныло покачав головой, перевернул
глиняную кружку вверх дном. Дикий огонь в глазах его погас, и передо мной опять 
был старый,
несчастный человек.
– Но воину не надо уметь писать, – робко прошептал я.
– Хм, – произнес Интеб и бросил взгляд на моего отца. Отец быстро снял одно 
медное
кольцо с запястья и протянул старику. Тот __________громко закричал, и тут же 
прибежал грязный
мальчишка, взял кольцо и кружку и отправился в кабачок за вином.
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 11
– Не покупай лучшего! – крикнул Интеб ему вдогонку. – Возьми хоть кислого, его 
дадут
больше! – Он опять обратил ко мне задумчивый взгляд. – Ты прав, – сказал он, – 
солдату не
нужно уметь писать. Он должен лишь уметь сражаться. Если бы он умел писать, он 
был бы
начальником и командовал солдатами, даже самыми доблестными, и посылал бы 
других в бой
впереди себя. Потому что любой грамотный годится на то, чтобы командовать, но 
даже
начальником сотни не назначат того, кто не умеет царапать тростниковым пером по 
папирусу.
Что проку в золотых цепях и почетных знаках, если командует тот, у кого в руке 
тростниковое
перо? Но так было и так будет всегда. Поэтому, сынок, если хочешь командовать 
воинами и
управлять ими, научись прежде писать. Тогда украшенные золотыми цепями будут
повиноваться и кланяться тебе и рабы понесут тебя на поле боя в носилках.
Грязный мальчишка вернулся с кувшином и кружкой, полными вина. Лицо старика
озарилось радостью.
– Отец твой Сенмут – хороший человек, – сказал он любезно. – Он умеет писать и 
лечил
меня в дни моей силы и счастья, когда я, заливаясь вином, повсюду начал видеть 
крокодилов и
бегемотов. Он славный муж, хоть всего лишь лекарь и ему не под силу натянуть 
тетиву лука.
Спасибо ему!
Я с ужасом смотрел на целый кувшин вина, за который Интеб явно хотел приняться, 
и
начал нетерпеливо дергать отца за широкий, испачканный снадобьями рукав, ибо 
мне было
страшно, что из-за этого вина мы скоро проснемся избитыми в какой-нибудь 
уличной канаве.
Отец мой Сенмут