аоборот, снова стали есть и прогуливаться по 
палубе. Только
Каптах лежал на своем месте и не притрагивался к пище, но и он начал наконец 
подавать
признаки жизни, молясь нашему скарабею, из чего я заключил, что в нем 
проснулась надежда
достичь Симиры живым. Когда на седьмой день пути снова показался берег, капитан 
сказал,
что миновав Джопп и Тирос, мы, благодаря попутному ветру, направляемся прямо в 
Симиру.
Откуда он все это знал, я не понимаю и по сей день. Но наутро действительно 
показалась
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 78
Симира, и капитан принес морским богам и богам судовладельцев щедрые дары. 
Паруса были
спущены, гребцы опустили весла, и корабль вошел в гавань.
Едва мы достигли тихих вод, как Каптах поднялся на ноги и поклялся скарабеем, 
что
никогда больше нога его не ступит на палубу корабля.
Свиток пятый
ХАБИРИ
1
Настало время поведать о Сирии и о тех городах, в которых я очутился и где все 
не так,
как в Египте. Река течет не по земле, а, орошая землю, льется с неба. За каждой 
долиной
громоздятся горы, а за горами – опять долины, и в каждой долине – особый народ, 
а у каждого
народа – свой правитель, который платит дань фараону или, во всяком случае, 
платил в те
времена, о которых я повествую.
Говорят эти народы на разных языках, прибрежные жители кормятся рыбной ловлей 
или
торгуют, а во внутренних землях засевают поля или грабят друг друга, чему не 
могут помешать
египетские гарнизоны. Одежды, которые носят местные жители, пестры и искусно 
вытканы из
шерсти, при этом люди кутаются с головы до ног, наверное потому, что в их 
странах холоднее,
чем в Египте, и еще потому, что стыдятся обнажать свое тело, не считая, правда, 
тех случаев,
когда они, к ужасу египтян, справляют нужду на улице. Они не стригут волос, 
отращивают
бороды, едят всегда в доме, а их боги, которых много у каждого города, требуют 
человеческих
жертв. Теперь, когда я это рассказал, каждому понятно, что все здесь иначе, чем 
в Египте, а
почему – сказать не могу, ибо не ведаю.
Ясно, что те знатные египтяне, которых назначали в сирийские города наблюдать 
за
сбором податей фараону или командовать гарнизонами, видели в таком назначении 
скорее
наказание, чем почетную должность, и тосковали о возвращении к берегам Нила, за
исключением тех, кто по слабости духа соблазнился непривычной жизнью, сменил 
свои
одежды и мысли и начал возносить жертвы чужим богам. Странные обычаи сирийцев, 
их
постоянные хитрости и увертки в выплате дани, как и раздоры между их 
правителями делали
жизнь египетских чиновников несладкой. Но в Симире все-таки был храм Амона, и 
египетская
колония, не смешиваясь с сирийцами, жила и проводила свои праздники, сохраняя 
собственные
обычаи. Египтяне пытались представлять себе, что находятся на родине.
Я прожил в Симире два года и выучил за это время вавилонский язык и письмо, ибо 
мне
сказали, что человек, который их знает, может объехать весь мир и образованные 
люди его
везде поймут. Вавилоняне, как известно, пишут на глиняных табличках, 
процарапывая их
острыми палочками. Так же переписываются друг с другом и правители многих стран.
 Почему
так принято – я не ведаю, если только не потому, что папирус горит, а глиняная 
табличка
сохраняется вечно и рассказывает о том, как быстро цари и правители забывают о 
заключенных
союзах и священных договорах.
Сказав, что в Сирии все не так, как в Египте, я имел в виду и то, что врач сам 
ищет там
своих больных, а не больные его,