му облику видно, что ты преступник и сбежал из рудников. Ты сделал бы 
доброе
дело, если бы убил меня, пока я спал, ибо я одинок и нет у меня пути, по 
которому я мог бы
направиться. Но берегись и беги отсюда, потому что если стражники тебя увидят, 
они поймают
тебя, изобьют палками и повесят на стене вниз головой, или, во всяком случае, 
отправят
обратно туда, откуда ты сбежал.
– Если бы я захотел, я мог бы убить тебя и теперь, – сказал он на это, – потому 
что как я
ни жалок, у меня все-таки много сил. Но я не стану делать этого ради камушка, 
отсюда
недалеко до Города мертвых, и стражи могут услышать твой крик. Так что владей 
своей удачей,
может, ты и вправду нуждаешься в ней больше моего. Но откуда ты взялся, если не 
знаешь, что
мне незачем бояться стражников – ведь я уже не раб, а свободный человек. Я мог 
бы пойти
даже в город, но не хочу ходить по улицам, потому что дети пугаются моего вида.
– Как человек, осужденный навечно к работам в рудниках, может быть свободен? Я 
ведь
все вижу по твоим ушам и носу, – усмехнулся я, думая, что он просто хвастается.
– Я не стану сердиться на твои слова, ведь я благочестивый человек и боюсь 
богов, –
отвечал незнакомец. – Я поэтому и не убил тебя спящего. Но неужели ты и вправду 
не знаешь,
что наследник, когда его объявили царем обоих царств, повелел __________разбить 
оковы и освободить из
рудников и каменоломен всех, кто был осужден на вечное рабство, так что теперь 
там работают
за плату только свободные. – Он долго чему-то смеялся, потом продолжал: – Здесь,
 в камышах,
много таких крепких парней, как я, мы питаемся жертвоприношениями с могил 
богачей в
Городе мертвых, ведь стражи боятся нас, а мы не страшимся покойников. И да 
будет тебе
известно, что раб, попавший в рудники или каменоломни, вообще ничего не боится, 
потому что
ничего худшего с ним уже не может произойти. Многие из нас не боятся даже богов,
 но,
по-моему, надежнее соблюдать им верность, поэтому я остался благочестивым 
человеком, хотя,
как ты видишь по мне, провел в рудниках десять лет.
Только тут я узнал, что наследник, нареченный на троне Аменхотепом IV, 
освободил всех
рабов и узников, так что рудники и каменоломни Египта опустели. Ведь во всей 
стране не
нашлось ни одного безумца, который отправился бы на эти работы добровольно. 
Итак,
фараоном стал человек, поклонявшийся новому богу, а его божественной супругой – 
принцесса
из Митанни, которая еще играла в куклы.
– Его бог, наверное, совсем особенный, – сказал прежний раб, – если позволяет 
фараону
совершать безумные поступки. Ведь теперь грабители и убийцы свободно 
разгуливают по
обоим царствам, рудники опустели, и Египет больше не богатеет. Я сам, правда, 
не совершал
преступлений и пострадал из-за несправедливости, но такое всегда случалось и 
будет
случаться. Безумие расковать сто и тысячу преступников, чтобы освободился один 
невинный.
Но это – дело фараона, а не мое. Пусть он думает за себя.
Говоря так, мой новый знакомец разглядывал меня, ощупывал мои руки и касался 
ран на
спине. Его не пугал исходящий от меня запах Дома Смерти, он, видимо, пожалел 
мою
молодость.
– Кожа твоя обгорела. У меня есть масло. Если хочешь, я смажу тебя. – И он 
смазал мне
спину, ноги и руки, но, делая это, ругался: – Амон свидетель, не понимаю, зачем 
я это делаю,
мне ведь нет от тебя никакой пользы, и меня никто не смазывал, когда я, избитый 
и
израненный, клял богов, допустивших ко мне такую несправедливость.
Я, конечно, знал, что все рабы и осужденные клянутся в своей невиновности, но 
он
отнесся ко мне дружелюбно, поэтому и я решил быть добр к нему, тем более что не 
хотел
оставаться в одиночестве