и на ногах, и стражи не окликнули нас, ибо Фивы уже знали, 
что фараон
умрет этой ночью.
Поспешая за наследником, я изумлялся выносливости его слабого тела и тому, как 
он
изнуряет себя. Хотя ночь была очень холодна, даже у меня по спине струился пот. 
Положение
звезд изменилось, месяц уже склонялся к горизонту, а наследник все продолжал 
путь. Фивы
остались позади, из долины мы поднялись в нетронутую пустыню и увидели на фоне 
неба три
черные горы – хранительницы Фив. Я раздумывал, где и как достать носилки, чтобы 
вернуться,
потому что знал – ему уже не достанет сил на обратный путь.
Наконец, тяжело дыша, он опустился на песок и сказал испуганно:
– Держи меня, Синухе, ибо руки мои дрожат и сердце колотится. Минута близка, 
мир
пуст, и нет в нем никого, кроме тебя и меня. Хотя ты не можешь сопровождать 
меня туда, куда
я иду, я все-таки не хочу оставаться один.
Я взял его за руки и почувствовал, как содрогается все его тело, а кожа покрыта 
холодным
потом. Мир вокруг нас был пуст, где-то вдали, предвещая смерть, завыл шакал. 
Звезды
медленно бледнели, воздух стал мертвенно серым.
Вдруг юноша вырвал свои руки из моих, встал и поднял лицо к горам, навстречу 
восходу.
– Бог приближается, – сказал он тихо, его искаженное лицо благоговейно 
разгладилось. –
Бог приближается! – повторил он громче и, обращаясь к пустыне, воскликнул. – 
Бог
приближается!
Тут всё вокруг нас вдруг озарилось, горы вспыхнули золотом – солнце встало. 
Тогда он
пронзительно вскрикнул, рухнул на землю и потерял сознание. Тело его 
конвульсивно
подергивалось, губы кривились, ноги судорожно взметали песок. Подобный вопль я 
уже не раз
слышал во дворе Дома Жизни и поэтому не испугался, хорошо зная, что в этих 
случаях следует
делать. У меня не было деревянного брусочка, чтобы втиснуть его между зубами 
наследника, но я
оторвал кусок от своей набедренной повязки, сложил его в несколько раз, 
просунул ему в рот и
принялся растирать мышцы. Я знал, что, очнувшись, он почувствует себя разбитым, 
и
оглядывался в поисках помощи, но Фивы остались далеко позади, а вокруг не было 
никакого
жилья.В эту минуту мимо меня с криком пролетел сокол. Он выпорхнул прямо из 
пылающих
лучей солнца и сделал круг высоко над нами. Потом снова опустился и, казалось, 
собрался
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 40
сесть на лоб наследника. Я так растерялся, что невольно сделал священный знак 
Амона. Может
быть, принц, возвещая о боге, имел в виду Гора, и бог явился нам в облике 
сокола? Наследник
застонал, я склонился над ним. Подняв голову, я увидел, что сокол принял 
обличье человека.
Передо мной в лучах восходящего солнца стоял красивый богоподобный юноша. В 
руках он
держал копье и был облачен в одежду, какую носят бедняки. Хотя я и не принял 
его за бога, я
все-таки упал перед ним ниц.
– Что случилось? – спросил он на диалекте Нижнего Египта, указывая на 
наследника. –
Этот юноша болен?
Мне стало стыдно, и я поднялся на колени, приветствуя его как обычного человека.

– Если ты грабитель, – сказал я, – многим ты от нас не поживишься, но со мной 
больной
мальчик, и боги, надеюсь, вознаградят тебя, если ты нам поможешь.
Он издал соколиный клик, откуда-то с высоты на его плечо, словно камень, упал 
сокол. Я
вновь подумал, что надо поостеречься – вдруг это все-таки бог, пусть даже из 
самых малых.
Поэтому я заговорил с ним почтительно и вежливо спросил, кто он, откуда и куда 
держит путь.
– Я сын сокола, Хоремхеб, – сказал он горделиво. – Мои родители всего лишь 
сыровары,
но в день, когда я по