берега теснились деревянные барки богатых и тростниковые 
лодчонки
бедняков. Когда мы приблизились, по толпе пронесся ропот, подобный шуму 
далекого
водопада; из уст в уста передавалось известие о том, что прибыл царский 
трепанатор. Тогда
люди горестно воздевали руки к небу, плач и стенания, предшествуя нам, неслись 
во дворец,
ибо все знали, что после операции ни один фараон не прожил и трех дней.
От лилейных ворот нас доставили в царские покои, знатные придворные кланялись 
нам до
земли, ибо мы несли смерть. Для очищения была временно оборудована комната. 
Обменявшись
несколькими словами с личным врачом фараона, Птахор поднял руки в знак скорби и
равнодушно прошел церемонию очищения. Через анфиладу чудесных царских покоев
священный огонь пронесли следом за нами в царскую спальню.
Под золотым балдахином лежал великий фараон. По углам ложа, которое 
поддерживали
львы, стояли охраняющие его боги. Фараон лежал без сознания, лишенный всех 
знаков власти;
распухшее немощное тело его было обнажено, старческая голова на дряблой шее 
свесилась
набок, слышался тяжелый хрип, и с уголка бессильного рта, пузырясь, стекала 
слюна. Теперь я
не отличил бы его от старика, который умирал в приемной Дома Жизни: о, как 
бренна и тени
подобна земная власть и слава!
Лишь на стенах спальни все еще мчали его в царственной колеснице украшенные
султанами кони, его могучая рука натягивала лук, и львы, пронзенные стрелами, 
умирали под
его ногами. Стены спальни сверкали пурпуром, золотом и лазурью, на полу плавали 
рыбы,
дикие утки взлетали на шумных крыльях, а стебли тростника гнулись от ветра.
Мы склонились до земли перед умирающим фараоном, и каждый, кто видел смерть, 
знал,
что все искусство Птахора напрасно. Но во все времена череп фараона вскрывали, 
прибегая к
этому как к последнему средству, следовательно, и на сей раз это должно было 
совершиться, и
мы принялись за дело. Я раскрыл эбеновый ларец, еще раз очистил огнем все ножи, 
сверла и
щипцы и подал Птахору священный кремневый нож. Личный врач уже выбрил голову и 
темя
умирающего, очистил поверхность кожи, и Птахор велел унимателю крови сесть на 
постель и
крепко держать голову фараона.
Тогда божественная супруга фараона Тейе подошла к ложу. До сих пор она стояла в
стороне, воздев руки в знак печали, неподвижная, как изваяние богини. Позади 
нее стояли
молодой престолонаследник Аменхотеп и его сестра Бакетамон, но я не смел 
поднять глаза,
чтобы взглянуть на них. Теперь же, когда возникло замешательство, я узнал их по
изображениям, находившимся в храме. Престолонаследник был моих лет, но выше 
меня
ростом. Он высоко держал голову, выставив длинный подбородок и плотно зажмурив 
глаза.
Члены его были болезненно тонки, веки и щеки вздрагивали. У принцессы Бакетамон 
было
красивое, благородное лицо и удлиненные, миндалевидные глаза. Ее губы и щеки 
были
накрашены и платье было из царского льна, так что тело ее просвечивало сквозь 
него, как тела
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 34
богинь. Но значительнее их обоих была Божественная супруга Тейе, хотя и 
маленького роста, и
старчески располневшая. У нее была очень темная кожа и широкие, выдающиеся 
скулы.
Говорили, что она происходит из простой крестьянской семьи и в ней есть 
негритянская кровь,
но по этому поводу я ничего не скажу, поскольку слышал это от других. Знаю 
только, что ее
родители не имели титулов. У нее были умные глаза, взгляд бесстрашный и острый, 
и осанка
выражала властность. Стоило ей сделать движение рукой и взглянуть на унимателя 
крови, и он,
казалось, превратился в пыль под ее широкими, смуглыми ногами. Понятно, ведь 
это был
низкородный погонщик быков, не умевший ни писать ни читать. Он стоял согнувшись,
 опустив
бессильно руки, разинув рот, и л