росить.
– Он знает, – сказала женщина, нетерпеливо постукивая по каменному полу 
украшенной
самоцветными камнями сандалией, так что я невольно посмотрел на ее маленькие 
ножки,
которых не запятнала дорожная пыль и на которых ярко алели покрытые лаком 
красивые
ноготки. – Он прекрасно знает, кто его спрашивает. Может быть, он мне кое-что 
должен.
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 21
Может, мой муж в отъезде, и я жду, чтобы он утешил меня в моем горе.
При мысли, что она замужняя женщина, у меня стало опять тяжело на сердце, но я 
смело
сказал:
– Хорошо, незнакомка! Я пойду и приведу его. Я скажу, что его зовет женщина, 
моложе и
прекраснее самой богини Луны. И он будет знать, кто ты, ибо наверняка всякий, 
кто хоть раз
видел тебя, никогда не сможет тебя забыть.
Испугавшись своей смелости, я повернулся, чтоб уйти, но она коснулась моей руки 
и
сказала задумчиво:
– Как ты спешишь! Погоди немного, пожалуй, нам с тобой еще есть о чем 
поговорить
наедине.
Она опять посмотрела на меня так, что сердце растаяло в груди моей и внутри
образовалась пустота. Затем она протянула руку, унизанную перстнями и 
браслетами,
коснулась моего темени и проговорила:
– Не холодно ли голове, когда так обрили мальчишеские кудри? – И вдруг добавила
нежно: – Ты правда так думаешь? Я, по-твоему, в самом деле красива? Посмотри на 
меня
получше.
Я смотрел на нее, и ее платье было из царского льна, и она была прекрасна в 
глазах моих,
прекраснее всех женщин, когда-либо виденных мною, да она и не пыталась скрыть 
свою
красоту. Я смотрел на нее, забыв о ране в сердце моем, забыв об Амоне и Доме 
Жизни, и ее
близость обжигала меня, как огонь.
– Ты не отвечаешь, – проговорила она печально. – И не надо отвечать, видно, я,
по-твоему, старая и безобразная женщина, от которой нет радости твоим красивым 
глазам. Что
ж, иди за Метуфером, так ты избавишься от меня.
Но я не уходил и сказать ничего не мог, хотя прекрасно понимал, что она смеется 
надо
мной. Между гигантскими колоннами храма был полумрак. Ее глаза блестели при 
слабом свете,
струящемся сквозь далекую каменную решетку, и никто нас не видел.
– Пожалуй, тебе и не нужно ходить за ним, – сказала женщина и улыбнулась. – 
Пожалуй,
будет довольно, если ты меня потешишь и повеселишься со мной, так как у меня 
нет никого,
кто бы меня порадовал.
Тогда я вспомнил, что Кипа рассказывала о женщинах, которые зазывают красивых
юношей повеселиться с ними. Это вспомнилось так внезапно, что я в ужасе 
попятился.
– Ну, разве я не угадала, что Синухе испугается, – сказала женщина и сделала 
шаг ко мне.
Но я в смятении поднял руку, отстраняясь от нее и сказал:
– Я знаю, кто ты. Твой муж уехал, твое сердце – коварная ловушка, а объятия 
жгут хуже
огня.
Хоть я и говорил так, но был не в силах двинуться с места и бежать прочь.
Она смутилась немного, но затем опять улыбнулась и подошла ко мне совсем близко.

– Ты так думаешь? – сказала она тихо. – Но это же неправда. Мои объятия вовсе 
не жгут,
как огонь, напротив, они, говорят, очень приятны. Попробуй сам!
Она взяла мою безвольную руку и приложила к своей груди, и я ощутил ее прелесть
сквозь тонкую ткань, и дрожь охватила меня, и щеки мои пылали.
– И все-таки ты не веришь, – проговорила она разочарованно. – Это полотно 
мешает,
наверно, погоди, я отодвину его в сторону.
Она раздвинула свои одежды и провела моей ладонью по обнаженной груди, так что 
я
чувствовал биение ее сердца и прохладную мягкость груди.
– Приди, Синухе! – прошептала она. – Мы выпьем вина и повеселимся вместе.
– Я не могу покинуть пределы храма, – проговорил я в отчаянии, страстно желая 
ее и
боясь, точно смерти, и сты