ири, несших своего деревянного бога, и так 
набросился
на них, что они бросили бога на землю и разбежались по горам. Хоремхеб повелел 
изрубить
этого бога в куски и сжег его перед богиней Сехмет, а воины били себя в грудь 
от гордости и
похвалялись:
– Так мы сжигаем бога хабири.
Этого бога звали Иегова, или Яхве, и так как у хабири не было других богов, им 
пришлось
возвращаться в пустыню без бога и еще более нищими, чем они были, явившись 
оттуда, но, не
смотря на это, они пели и размахивали пальмовыми ветвями от радости, что 
остались живы.
5
Хоремхеб возвратился в Иерусалим, где к этому времени собрались беженцы из
пограничных селений, и распродал им их же скот, зерно и посуду, отобранные у 
захватчиков,
но они, раздирая свои одежды, кричали:
– Этот грабитель хуже хабири!
Однако особенной беды у них не было, ибо они могли позаимствовать денег в своих
храмах, у торговцев и сборщиков налогов, а то, чего они не выкупили, Хоремхеб 
сбыл
торговцам, приехавшим в Иерусалим со всей Сирии. Благодаря этому он смог 
одарить своих
воинов медью и серебром, и теперь я понял, почему некоторые раненые скончались, 
несмотря
на все мои старания. Товарищи отбирали у раненых одежду, оружие и украшения, не 
давали им
ни есть ни пить, и, когда они умирали, оставшимся в живых доставалась большая 
доля наград.
Я понял также, почему неученые мясники охотно отправлялись вслед за войском на 
войну и
возвращались в Египет богатыми, хотя ничем не могли помочь в сражениях.
Мика Валтари: «Синухе-египтянин» 94
А в Иерусалиме было шумно. Отовсюду доносились пьяные голоса и звуки сирийских
музыкальных инструментов, воины, получив медь и серебро, пили пиво и веселись с
раскрашенными девицами, которых торговцы привезли с собой, дрались с кем попало,
 ранили и
грабили друг друга и торговцев, так что каждый день на стенах вешали 
кого-нибудь вниз
головой за эти бесчинства. Но воинов это нисколько не огорчало, они говорили:
– Так было, и так всегда будет.
Они тратили свои награды на пиво и женщин, пока торговцы не уехали вместе с их 
медью
и серебром. Хоремхеб, который роздал всю добычу воинам, заставил торговцев 
платить дань
при въезде в город и при выезде из него и таким образом снова разбогател, но не 
испытал от
этого радости, и, когда я перед возвращением в Сирию пришел к нему проститься, 
он сказал
мне:
– Поход закончился, не успев начаться, и фараон ругает меня в письме за то, что 
я пролил
кровь, нарушив его запрет. Теперь я обязан вернуться в Египет, доставить туда 
свое тупорылое
стадо, распустить его и сдать в храмы все стяги с изображением соколов и 
львиных хвостов. К
чему это приведет, я и представить себе не могу – ведь это единственное 
обученное войско в
Египте, остальные годятся только на то, чтобы гадить под городскими стенами да 
щупать девок
на рынке. Клянусь Амоном, фараону легко, сидя в Золотом дворце, сочинять гимны 
своему
божеству и верить в то, что любовь подчинит ему все народы. Услышал бы он разок 
стоны
раненых и вопли женщин в горящих селениях, когда неприятель нарушает границы, 
может
быть, он думал бы тогда иначе.
– У Египта нет врагов. Египет для этого слишком богат и могуществен, – ответил 
я
Хоремхебу. – Кроме того, твоя слава распространилась по всей Сирии, и хабири 
больше не
осмелятся нарушать границы. Почему бы тебе не распустить свое войско, ведь, по 
правде
говоря, спьяну они крушат все, словно звери, их палатки воняют мочой, а по ним 
самим
ползают вши.
– Ты не ведаешь, что говоришь, – сказал он, уставившись в одну точку и сердито 
скребя
под мышками – глинобитный дворец