|
открывал свой атташе-кейс, автоматическими движениями доставал из тайника
глушитель, а из шкафа - "беретту", проверял обойму, навинчивал глушитель,
прикидывал шансы и планировал свои действия.
Затем он взял план расположения кают и, натягивая носки, нашел то, что ему
было нужно. Каюта А-49. Прямо под ним. Успеет ли он сбить замок и прикончить их
обоих прежде, чем они опомнятся. Нет, не успеет. К тому же, они наверняка
закрыли дверь еще и на засов. Позвать на помощь кого-нибудь из экипажа, если
ему удастся убедить их, что Тиффани в смертельной опасности? Нет. Пока они
будут ломать дверь, приговаривая "Извините, сэр. Простите, сэр", бандиты
выбросят девушку в иллюминатор и будут с невинным видом читать книжки или
играть в карты. "Что это вы, черт побери, делаете"?
Бонд сунул пистолет за пояс и распахнул один из двух иллюминаторов своей
каюты. Он просунул в него голову и плечи, и убедившись, что сможет пролезть,
наклонился вниз. Там, прямо под ним приглушенно светились два желтоватых круга.
Далеко до них? Метра три. Море абсолютно спокойно, ни ветерка, и к тому же этот
борт весь в тени. Заметят его с мостика? Открыт ли хотя бы один из
иллюминаторов той каюты?
Бонд сорвал с кровати простыни. Ему пришлось разорвать их пополам, чтобы
получить необходимые три метра длины. Морской узел - самый надежный. Если все
пройдет нормально, решил Бонд, он заберет из А-49 их простыни, целые. А пропажа
- пусть над этим поломает голову стюард. Ну, а если... Тогда все равно.
Бонд проверил простыни на прочность. Должны выдержать. Привязывая один
конец вокруг открытого внутрь люка иллюминатора, Бонд посмотрел на часы. С
момента вручения ему шифровки прошло уже целых двенадцать минут. Неужели так
много? Он сжал зубы. Он сбросил второй конец импровизированной веревки наружу,
вылез по ней из иллюминатора и начал спуск.
Ни о чем не думать. Не смотреть вниз. Не смотреть вверх. Не обращать
внимания на узлы. Медленно, выверенными движениями. Только с помощью рук.
Поднялся легкий ветерок, слегка раскачивавший его под испещренным черными
заклепками бортом, а где-то далеко внизу теперь были отчетливо слышны шумы
океана. Где-то наверху ветер был сильнее, он гудел в проводах и снастях быстро
плывущего лайнера, а еще выше покачивались яркие звезды на черном небе.
Выдержат ли эти проклятые - ой, нет, нет - эти замечательные простыни? Не
потеряет ли он равновесие? Хватит ли сил в руках? Не думать. Не думать об этом.
Не думать об огромном корабле, о голодном океане, о болтах и заклепках, готовых
впиться в тело. Я - мальчик, который спускается на обычной веревке с обычной
яблони. Это очень просто и совсем не опасно: ведь в крайнем случае можно и
спрыгнуть на мягкую землю и траву, там, внизу... Бонд запретил себе думать. Он
обратил все внимание на руки, методично перехватывающие скрученные простыни, и
на ноги, которые должны были уже скоро нащупать верхний край иллюминатора каюты
А-49.
Вот он. Пальцы правой ноги уперлись во внешний ободок. Не торопиться. Не
торопиться. Ощупать ногой в одном носке всю верхнюю часть иллюминатора. Есть!
Он открыт! Пальцы уткнулись в мягкую ткань: занавески задвинуты. Теперь можно
спускаться дальше. Теперь уже почти все позади... Еще немного, и вот он уже
может опираться рукой на край рамы и хотя бы чуть-чуть уменьшить нагрузку на
натянувшуюся струной веревку. И дать отдых сначала одной руке. Потом другой.
Теперь осталось сгруппироваться, подтянуться на руках и нырнуть в люк,
навстречу неизвестности... Он прислушался, уставившись немигающими глазами на
круг колеблющейся ткани, пытаясь забыть, что висит на водой, что под ним
несколько десятков метров пустоты, стараясь дышать равномерно и унять
колотившееся в груди сердце.
Внутри кто-то что-то говорил. Мужской голос. А потом - крик девушки:
- Нет!!!
Звук пощечины. Громкий, как пистолетный выстрел. Он ударил Бонда как бич,
подхлестнул его, заставил без подготовки нырнуть в иллюминатор. Пролетая сквозь
него, Бонд успел подумать, что не знает, на что налетит внутри, и прикрыл левой
рукой голову, выхватывая правой "беретту".
Он "приземлился" на стоявший у стены чемодан. Резкий кульбит вперед, и он
уже на ногах, на середине каюты, лицом к иллюминаторам, пригнувшись, сжав до
боли в суставах рукоять пистолета и сцепив зубы. Мгновенно оценил ситуацию,
большой черный пистолет в его руке замер точно по центру между двумя мужчинами.
- Вот и все, - сказал Бонд, медленно выпрямляясь.
Это была простая констатация факта. И черный зрачок его пистолета как бы
подтверждал его право констатировать факты. Об этом же говорили и его холодные
как лед глаза.
- Тебя-то кто сюда звал? - спросил толстяк. - Тебе здесь нечего делать.
Он прекрасно владел собой. Ни паники. Ни намека на удивление.
- Нам как раз не хватало четвертого для игры в карты.
Толстяк в рубашке сидел боком на тумбочке, и его маленькие глазки сверкали
злобой. Перед ним, спиной к Бонду, на стуле сидела Тиффани Кейс. Из одежды на
ней были только узенькие светло-бежевые трусики. Ее колени были зажаты коленями
толстяка. Бледное лицо с отчетливым красным отпечатком ладони было повернуто к
Бонду. Глаза как у загнанного зверя, рот приоткрыт в изумлении.
Беловолосый лежал на постели. Сейчас он поднялся, опершись на левый локоть,
а его правая рука застыла на полпути к висевшей на левом боку кобуре с
пистолетом. Он без всякого любопытства смотрел на Бонда, а тонкие губы
приоткрылись в ничего не выражающей улыбке "как щель почтового ящика". Изо рта
у него торчала, похожая на язычок змеи, длинная зубочистка.
"Беретта" была все так же направлена между толстяком и беловолосым. Когда
|
|