|
рассказывать этому таможеннику, как прекрасно ты загнал мячик в лунку
каким-нибудь там резанным ударом. Прояви он интерес, ты, похоже, готов был бы
достать клюшку и мячик и все это продемонстрировать.
- Это мне передалось твое волнение: нельзя же столько щелкать зажигалкой,
чтобы закурить одну-единственную сигарету! Спорим, ты и сигарету-то сунула в
рот не тем концом и прикурила фильтр!
Она расхохоталась.
- У тебя, наверное, глаза и на затылке есть. Почти так все и было. Ладно.
В расчете. - Она допила коктейль. - Что-то ты не очень торопишься тратить
денежки. Закажи-ка мне еще один. У меня начинает появляться хорошее настроение.
А как насчет ужина? Или ты думаешь, что я вырублюсь до того, как дойдет до еды?
Бонд подозвал метрдотеля, которому заказал ужин, а потом официанта по
винам, который хоть и был родом из Бруклина, но одет был в крахмальную сорочку
и зеленый клеенчатый передник, а на груди у него висел на серебрянной цепочке
ковшик для дегустации. Бонд заказал розовый "клико".
- Если бы у меня был сын, - сказал Бонд, - то когда бы он стал взрослым, я
дал бы ему только один совет: трать деньги как хочешь, только не покупай себе
кого-нибудь, кого надо кормить. - Пресвятая Дева! - сказала девушка. - Ну и
кавалер попался. Вместо того, чтобы все время напоминать, как дорого я тебе
обхожусь, лучше бы сказал что-нибудь приятное про мое платье. Знаешь, как
говорят? "Зачем ты трясешь дерево, если тебе не нравятся висящие на нем груши"?
- Я еще и трясти как следует не начинал. Ты ведь не даешь мне обхватить
руками ствол... Она засмеялась и с одобрением посмотрела на Бонда.
- И штой-то вы этакое заливаете бедной девушке, господин хороший?
- Что же до платья, - продолжал Бонд, - то оно шикарно, и ты об этом
знаешь. Я вообще люблю черный бархат, особенно на загорелой коже. Еще мне
нравится, что ты не надела кучу драгоценностей и что не накрасила ногти. Одним
словом - ты самая прекрасная контрабандистка во всем Нью-Йорке. Кстати, с кем
ты собираешься "контрабандничать" завтра? Она подняла бокал, уже третий по
счету, и стала его разглядывать.
Потом медленно, в три глотка, выпила его до дна, поставила на стол,
достала сигарету из лежавшей перед ней пачки "Парламента" и наклонилась вперед,
чтобы прикурить от протянутой Бондом зажигалки. Глазам Бонда открылась ее грудь
в глубоком вырезе платья. Она взглянула на него сквозь дымок от сигареты. Ее
глаза неожиданно расширились, затем сузились. "Ты нравишься мне, - говорили они.
- Все возможно между нами. Но не торопись. Будь добрым со мной. Я не хочу
больше страдать". Но тут официант принес икру, и внезапно в созданную ими
микровселенную чувств ворвался ресторанный шум.
- Что я делаю завтра? - переспросила Тиффани тем голосом, который обычно
предназначался для ушей официантов. - Хочу прошвырнуться в Лас-Вегас. Поездом.
Сначала "Сенречи" до Чикаго, а потом -"Сьюперчифом" до Лос-Анджелеса. Долго,
конечно, но я уже достаточно налеталась в последнее время. А ты чем намерен
заняться?
Официант ушел. Некоторое время они молча ели икру. Отвечать на вопрос
сразу же не было необходимости. Бонду показалось, что теперь в их распоряжении
вся вечность. Оба они знали ответ на главный вопрос. А неглавные вопросы могли
и подождать.
Подошел официант, принесший шампанское. Бонд пригубил бокал. Напиток был
ледяным и источал едва уловимый запах земляники. Он был восхитителен.
- Я еду в Саратогу, - сказал он. - Там я должен поставить на лошадь,
которая выиграет для меня деньги.
- Все, конечно, подстроено, - с кислой миной произнесла Тиффани Кейс.
Настроение у нее опять изменилось. Она пожала плечами. - Ты, кажется, произвел
хорошее впечатление на "Тенистого", - сказала она равнодушно. - Он собирается
предложить тебе место в своей шайке.
Бонд пристально следил за поднимающимися в бокале с шампанским пузырьками.
Он понимал, что между ним и той, которая ему нравилась, сейчас все гуще и гуще
становится облако лжи. Он запретил себе думать об этом. Пока он еще не может ей
открыться.
- Замечательно, - небрежно сказал Бонд. - Мне это подходит. Но кого ты
имеешь в виду?
Он занялся закуриванием сигареты, пытаясь дать профессионализму
возобладать над обычными человеческими чувствами.
Бонд ощутил на себе ее внимательный взгляд. Это привело его в себя. Он
снова был секретным агентом, мозг которого трезво оценивал ситуацию,
беспристрастно регистрировал оттенки смысла, сортировал правду и ложь, отмечал
моменты неуверенности и сомнений.
Бонд поднял глаза, и она смогла прочесть в них только беспечность, которая,
похоже, уменьшила ее подозрительность. - Я имею в виду "Банду Спэнгов". Это
фамилия двух братьев - Спэнг. На одного из них я работаю в Лас-Вегасе. Где
находится второй - никто не знает. Поговаривают, что он где-то в Европе. Есть
еще кто-то, которого называют "АВС". Когда мне приходится заниматься алмазами,
все приказы поступают от него. Первого брата зовут Сераффимо. На него я и
работаю. Но его больше волнуют игорные дома и лошади. Он заправляет телефонной
сетью и "Тиари" в Вегасе.
- И чем ты занимаешься?
- Просто работаю, - ответил она, закрывая обсуждение этого вопроса.
- Нравится там?
Она сделала вид, что не слышала вопроса.
- А еще есть "Тенистый", - продолжала она. - В общем-то он неплохой малый,
|
|