ткладывал он кисть и отирал слезы. Видно было, что к 
ней он испытывает совершенно особые чувства.

"За время нашей разлуки не раз обрушивались на меня самые страшные несчастья, 
какие только выпадают на долю человеку, и с каждым днем укреплялся я в 
намерении отречься от этого мира, но в памяти моей неизменно жил Ваш образ и 
звучали слова, Вами в тот день сказанные: "Я бы, в зеркало это глядя..." Могу 
ли я уйти от мира, окончательно лишив себя надежды... Лишь мысль о Вас 
поддерживает мое существование, заставляя забывать горести и печали...

Ты теперь далеко,
Но к тебе лишь стремятся думы,
Пусть волны меня
Из этой бухты чужой
Уносят все дальше, дальше...

У меня до сих пор такое чувство, будто все это не более чем сон. И пишу я, так 
и не успев проснуться, поэтому письмо получается довольно нескладным..." В 
самом деле, письмо было написано весьма небрежно и беспорядочно, однако тем, 
кому удалось мельком увидеть его, оно показалось верхом совершенства, и каждый 
невольно подумал о том, сколь велика любовь господина к супруге. Приближенные 
Гэндзи, должно быть, тоже отправили в столицу послания с описанием своих 
собственных горестей.

К тому времени небо, давно уже не светлевшее, расчистилось так, что и следа от 
туч не осталось. Повеселели и рыбаки, вышедшие на свой промысел в море.

В отличие от унылого берега Сума, где редко встречались даже рыбачьи хижины, в 
Акаси было довольно оживленно, и хотя Гэндзи бежал всякого шума и суеты, многое 
здесь трогало его душу и отвлекало от мрачных мыслей.

Вступивший на Путь отдавал все время свое молитвам, и вид у него был весьма 
просветленный. Единственной заботой, омрачавшей его душу, была неуверенность в 
будущем любимой дочери, и разве не естественно, что иногда он делился своими 
тревогами с Гэндзи?

Гэндзи от многих слышал, что дочь Вступившего на Путь весьма хороша собой, и у 
него в голове не раз мелькала мысль о неслучайности их встречи, но он ничем не 
выдавал своего любопытства. "Пока я живу здесь, схоронившись в глуши,- думал он,
- вряд ли стоит помышлять о чем-нибудь, кроме молитв. Да и вправе ли я нарушать 
клятву, данную той, что осталась в столице?" Однако нельзя сказать, чтобы он 
был совершенно равнодушен к девушке, тем более что имел уже немало свидетельств 
незаурядности ее ума и дарований.

Сам Вступивший на Путь жил в хижине для слуг, стоявшей в стороне от основного 
жилища. Стараясь не беспокоить гостя, он почти не заходил к нему, и его желание 
видеть Гэндзи и днем и ночью оставалось, таким образом, неудовлетворенным, 
поэтому он усердно молился буддам и богам, прося их помочь ему в осуществлении 
его мечты. Лет Вступившему на Путь было около шестидесяти, но черты его 
отличались благородным изяществом, а усердие в молитвах придало фигуре приятную 
худощавость. Кроме того - и не происхождение ли тому причиной? - несмотря на 
все его причуды и старческую рассеянность, он оказался прекрасно осведомленным 
в делах древности, речь его и манеры выдавали прекрасное воспитание и были 
совершенно лишены грубости. Поэтому Гэндзи нередко призывал его к себе, и 
рассказы Вступившего на Путь о давних временах помогали ему рассеять тоску.

Прежде у Гэндзи, обремененного многочисленными делами, как личными, так и 
государственными, никогда не оставалось досуга, достаточного для того, чтобы 
слушать те старинные истории, которые теперь неторопливо рассказывал ему 
Вступивший на Путь. Иногда среди них попадались такие занятные, что Гэндзи 
невольно думал: "Как много я потерял бы, когда б не попал сюда и не встретился 
с этим человеком!"

Коротая в беседах дни, гость и хозяин постепенно привыкали друг к другу, но 
поразительное благородство и красота Гэндзи по-прежнему приводили старика в 
смущение, и решимость его значительно поколебалась, даром что прежде он говорил 
обо всем так уверенно. Он не смел открыться Гэндзи и только жаловался матери 
девушки, поверяя ей нетерпение свое и досаду.

Сама же девушка, увидав Гэндзи, была поражена. "Неужели в мире существуют и 
такие люди?" - подумала она. Увы, здесь, в глуши, даже среди самых влиятельных 
сановников не было ни одного, достойного ее внимания. Вместе с тем, понимая, 
сколь незначительно ее собственное положение, она не позволяла себе и помыслить.
.. Узнав же о том, какие надежды возлагают на нее родители, сочла их намерения 
нелепыми и стала еще печальнее.

Настала Четвертая луна, а вместе с ней пришел и день Смены одежд. Хозяин лично 
позаботился о том, чтобы в покоях Гэндзи сменили убранство и повесили новые, 
красивые занавеси. Суетливая услужливость Вступившего на Путь растрогала Гэндзи,
 хотя и показалась ему несколько чрезмерной. Однако он не сказал ни слова, зная,
 как горд этот благородный старик.

Из столицы один за другим приходили гонцы