|
ла необычайно привлекательна.
Казалось, не успели встретиться, как небо начало светлеть, и вдруг где-то
совсем рядом раздался неприятно грубый хрипловатый голос: "Ночной караул".
- Должно быть, еще кто-то из высочайшей охраны тайком пробрался сюда, а
какой-нибудь недруг, о том проведав, решил его напугать, - предположил Гэндзи.
Все это было, конечно, забавно, но не сулило ему ничего, кроме неприятностей.
Голоса караульных раздавались то дальше, то ближе, но вот наконец возгласили:
"Первая стража Тигра".
- Виновата сама,
Что мои рукава промокли,
Когда чей-то голос
Возвестил: кончается ночь,
Ночь нашей любви... -
произносит женщина. Как трогательна ее печаль!
- Неужели весь век
Ты велишь мне вот так прожить,
Печалясь, вздыхая?
Кончается ночь, но не видно
Конца любовной тоске... -
отвечает Гэндзи и с неспокойным сердцем выходит.
Лунная ночь еще только близилась к рассвету, невиданно густой туман застилал
окрестности. Гэндзи двигался с величайшей осторожностью, надеясь остаться
неузнанным, но, увы... Он и не подозревал, что в тот самый миг То-но сёсё -
старший брат обитательницы дворца Дзёкёдэн, выйдя из павильона Глициний,
остановился за решеткой, куда не проникал свет луны. Удастся ли ему избежать
дурной молвы?
Удивительно, что даже в такие мгновения мысли Гэндзи невольно устремлялись к
той, жестокосердной. Его восхищало постоянство, с которым она противилась его
желаниям, неизменно выказывая ему свою холодность, но его своевольное сердце
было глубоко уязвлено.
Государыня-супруга, как ни печалила ее разлука с маленьким сыном, почти не
бывала теперь во Дворце, ибо чувствовала себя там принужденно и неловко.
"Не осталось никого, кто мог бы стать мне опорой, вот и приходится постоянно
прибегать к помощи господина Дайсё, - думала она. - К сожалению, он по-прежнему
упорствует в своих намерениях, и это мучительно. Ужасно, что Государь ушел из
мира, оставаясь в неведении, но еще ужаснее будет, если распространятся новые
слухи. Не затем, что они могут повредить мне, а затем, что могут иметь
губительные последствия для принца Весенних покоев".
Она даже молебны заказывала, надеясь, что это поможет Гэндзи освободиться от
дурных помышлений, и испробовала все мыслимые средства, дабы удержать его на
расстоянии. Нетрудно себе представить поэтому, как велик был ее ужас, когда,
дождавшись благоприятного случая, он все-таки проник в ее покои.
Ему так ловко удалось все устроить, что никто из дам и не подозревал о его
присутствии. Государыне же казалось, что она просто грезит. Увы, я не в силах
передать здесь тех слов, которые говорил Гэндзи, однако он расточал их напрасно.
Государыня оставалась непреклонной, но она очень страдала и в конце концов
почувствовала сильные боли в груди. Дамы, находившиеся поблизости: Омёбу, Бэн и
другие, встревожившись, поспешили к ней.
Невыносимая печаль сжала сердце Гэндзи, свет помутился в его глазах. Почти
лишившись чувств, он не имел сил уйти, и утро застало его в опочивальне
Государыни.
Озабоченные внезапным недомоганием госпожи, дамы торопились занять места возле
ее ложа, и Омёбу, призвав на помощь Бэн, едва успела спрятать так и не
пришедшего в себя Гэндзи в маленькой кладовой. Туда же они поспешно засунули
его платье. Да, никогда еще не приходилось им бывать в столь затруднительном
положении. Государыня, казалось, утратила последний остаток сил, у нее
кружилась голова, темнело в глазах, и скоро она почувствовала себя совсем
больной. Пришли принц Хёбукё и Дайбу и тотчас распорядились, чтобы призвали
монахов. Запертый в кладовой Гэндзи уныло прислушивался к их голосам. Только к
вечеру Государыне наконец стало лучше.
Она и ведать не ведала, что Гэндзи спрятан в опочивальне, дамы же, не желая ее
волновать, молчали. По прошествии некоторого времени Государыня нашла в себе
силы перейти в дневные покои. "Ну вот, кажется, все уже и в порядке", -
вздохнул с облегчением принц и уехал. Дом сразу же опустел. Обычно возле
Государыни находилось лишь небольшое число прислуживающих ей дам, остальные
держались поодаль за ширмами и занавесями.
- Как бы нам вывести господина Дайсё? Досадно, если и нынешней ночью госпоже
станет из-за него дурно, - украдкой перешептывались Омёбу и прочие дамы.
Между тем Гэндзи, тих
|
|