сколь изменчиво сердце господина Дайсё, давно уже подумывала: "А не 
отправиться ли и мне вместе с дочерью под предлогом ее неопытности?" Слух о том 
дошел до ушедшего на покой Государя.

- Эта особа занимала самое высокое положение при покойном принце и снискала его 
особое благоволение. Жаль, что ты не проявляешь заботы о ее добром имени, 
обращаясь с ней, как с женщиной невысокого звания. О будущей жрице я пекусь не 
меньше, чем о собственных дочерях, поэтому твое пренебрежительное отношение к 
ее матери вдвойне заслуживает порицания. Ты наверняка станешь предметом 
пересудов, коль и впредь будешь подчинять свое поведение случайным прихотям, - 
говорил Государь, неодобрительно глядя на Гэндзи, а тот, сознавая его правоту, 
стоял перед ним, смущенно потупившись.

- Веди же себя со всеми ровно, стараясь не делать ничего, что могло бы 
оскорбить твоих возлюбленных и навлечь на тебя их гнев, - наставлял его 
Государь, а Гэндзи думал: "О, когда б он ведал о самом главном моем 
преступлении!" Совершенно подавленный этой мыслью, он вышел, почтительно 
поклонившись.

Увы, его безрассудное поведение и в самом деле повредило как доброму имени 
миясудокоро, так и ему самому, и, узнав о том, Государь счел своим долгом 
выказать ему свое неудовольствие.

Разумеется, Гэндзи сочувствовал женщине и хорошо понимал, что она достойна 
лучшей участи, однако не предпринимал ничего, чтобы открыто признать их связь. 
Поскольку же сама миясудокоро, стыдясь некоторого несоответствия в возрасте4, 
держалась весьма принужденно. Гэндзи, приписывая эту принужденность нежеланию 
вступать с ним в более доверительные отношения, оправдывал таким образом свое 
бездействие и продолжал пренебрегать ею даже теперь, когда все стало известно 
ушедшему на покой Государю, да и в целом мире не осталось ни одного человека, 
для которого их союз был бы тайной.

Слух о печальной судьбе миясудокоро дошел до особы по прозванию "Утренний лик" 
- Асагао, и, твердо решив: "Не уподоблюсь ей", она перестала даже кратко 
отвечать на письма Гэндзи. Вместе с тем Асагао не проявляла по отношению к нему 
ни неприязни, ни пренебрежения, что укрепляло Гэндзи в мысли о ее 
исключительности.

В доме Левого министра, разумеется, недовольны были сердечным непостоянством 
Гэндзи, но открыто своего возмущения не выказывали отчасти потому, что сам он 
ничего не скрывал и упрекать его просто не имело смысла.

Весьма тяжело перенося свое состояние, молодая госпожа чувствовала себя слабой 
и беспомощной. Все это было внове для Гэндзи, и он не мог не умиляться, на нее 
глядя. Домашние радовались, но в то же время, волнуемые дурными предчувствиями, 
заставляли госпожу прибегать к различного рода воздержаниям.

В те дни сердце Гэндзи не знало покоя, и он нечасто навещал своих возлюбленных, 
хотя и не забывал о них.

Тут подошло время и для смены жрицы святилища Камо5, на чье место должна была 
заступить одна из дочерей Государыни-матери, Третья принцесса. Эту принцессу и 
сам Государь, и Государыня-мать жаловали особой любовью, поэтому многие 
опечалились, узнав о том, что ей придется занять столь исключительное положение 
в мире, но, увы, среди прочих принцесс подходящей не нашлось.

Порядок проведения церемоний редко выходит за рамки соответствующих священных 
установлений, однако на этот раз все положенные обряды были отмечены особой 
торжественностью. Немало нового было добавлено и к ритуалам празднества Камо, 
обычно ограниченным строгими предписаниями, и оно вылилось в зрелище, 
невиданное по своему размаху. Многие видели в этом дань достоинствам будущей 
жрицы. Число сановников, сопровождавших ее в день Священного омовения6, не 
превышало принятого установлениями, зато для этой цели были выбраны самые 
влиятельные лица, известные своими заслугами и красотой, причем все, начиная от 
их платьев и кончая седлами и прочим снаряжением, было подготовлено с 
величайшим тщанием. По особому указу в свиту включили и господина Дайсё. 
Желающие полюбоваться церемонией заранее позаботились о каретах, поэтому в 
назначенный день Первая линия была забита до отказа и шум стоял невообразимый. 
Убранство смотровых помостов7 свидетельствовало о разнообразных вкусах их 
устроителей, края рукавов, выглядывающие из-за занавесей, уже сами по себе 
представляли собой редкое по красоте зрелище.

Молодая госпожа из дома Левого министра редко выезжала на подобные празднества, 
да и самочувствие ее в последние дни оставляло желать лучшего, но прислужницы 
ее взмолились:

- О, не отказывайтесь! Если мы поедем одни, чтобы полюбоваться зрелищем 
украдкой, оно потеряет для нас всю свою прелесть! Подумайте, ведь совершенно 
чужие люди приедут, чтобы посмотреть на господина Дайсё, даже низкие жители гор 
привезут из дальних провинций своих жен и детей. И всего этого не увидеть?!

- Сегодня вы чувствуете себя неплохо, поезжайте, а то дамы ваши совсем приуныли.
.