у, 
Чей приют, росою омытый, 
Перед взором моим, 
Налетит непрошеный ветер, 
Заволнуется мелкий тростник...

Что может удержать меня от новых встреч, кроме вашего нежелания сообщаться со 
мной? Но не станете же вы обманывать?

Не успел он договорить, как пробудились дамы и засуетились вокруг: кто 
направлялся в высочайшие покои, кто возвращался оттуда - судя по всему, они 
готовились к встрече госпожи нёго. И Гэндзи поспешил уйти, обменявшись со своей 
новой возлюбленной веерами на память о встрече.

В павильоне Павлоний было многолюдно, и некоторые из дам уже проснулись, 
поэтому возвращение его не осталось незамеченным.

- Вот неутомимый, - шептались дамы, притворяясь спящими. Гэндзи удалился в 
опочивальню, но сон все не шел к нему. "Прелестна! - думал он. - Верно, одна из 
младших сестер нёго. Судя по крайней неискушенности, это пятая или шестая дочь 
Правого министра. Говорят, что и супруга принца Соти, и четвертая дочь, которой 
так пренебрегает То-но тюдзё, весьма хороши собой. Пожалуй, приятнее было бы 
иметь дело с кем-то из них. Шестую прочат в Весенние покои, жаль, если это 
шестая... Впрочем, трудно сказать точно, которая из них это была, выяснять же 
слишком обременительно. Кажется, у нее нет желания сразу же порвать со мной. Но 
почему тогда она не сказала, каким образом нам сообщаться друг с другом?" Как 
видно, женщине удалось возбудить его любопытство. Однако Гэндзи и теперь не 
преминул прежде всего посетовать на неприступность павильона Глициний, особенно 
очевидную в сравнении с доступностью покоев, где пришлось ему побывать.

На следующий день Сайсё-но тюдзё был занят до вечера, принимая участие в 
разнообразных увеселениях. Он играл на кото "со". Второй день показался всем 
еще приятнее и занимательнее первого. Государыня-супруга рано утром перебралась 
в высочайшие покои.

Не находя себе места от волнения - "Ах, как бы не скрылась незамеченной эта 
„луна в призрачной дымке"!", Гэндзи поручил всеведущим Ёсикиё и Корэмицу 
наблюдать за дворцом Щедрых наград, и вот, когда он уже готов был покинуть 
высочайшие покои, они наконец сообщили:

- Только что от Северных караульных служб отъехали кареты, давно уже стоявшие 
там под деревьями.

- В толпе провожающих мы приметили Сии-но сёсё и Утюбэна. Похоже, что 
отъезжающие имеют непосредственное отношение к дворцу Щедрых наград2.

- Судя по всему, это не простые прислужницы...

- Да и вряд ли в трех каретах...

Их слова еще больше взволновали Гэндзи. "Как же узнать, которая? Если слух о 
том, что произошло, дойдет до министра, ее отца, он может придать ему слишком 
большое значение, и что тогда? Пока я не разглядел ее хорошенько, такая 
возможность скорее пугает меня. Но оставаться в неведении тоже обидно. Так что 
же все-таки делать?" - терзался он и долго еще лежал, погруженный в раздумья.

"Как скучает теперь, должно быть, юная госпожа! Уже который день меня нет, 
верно, совсем приуныла", - подумал он, вспомнив о своей прелестной питомице.

Веер, взятый в залог, оказался трехчастным3, цвета лепестков вишни. В более 
темной части его была изображена тусклая луна, отражающаяся в воде, - замысел 
более чем обыкновенный. Но зато, по многим признакам судя, веер давно уже был в 
постоянном употреблении, а потому вкусы и склонности владелицы наложили на него 
особый отпечаток. Гэндзи снова и снова вспоминал, как она сказала: "Вряд ли 
меня ты станешь тогда искать..."

"Никогда еще сердце 
Такой печали не ведало. 
Предрассветной луны 
Тусклый свет затерялся в небе, 
Взор бессилен его уловить..." -

написал он на веере и спрятал его.

"Давно не бывал я в доме Левого министра", - подумал он, но жалость к юной 
госпоже из Западного флигеля и желание видеть ее оказались сильнее, и сначала 
он поехал на Вторую линию.

Питомица Гэндзи с каждым днем становилась все миловидне