|
ть вашему вкусу, - отвечала Таю.
- Вы нарочно хотите меня раздразнить! Я отправлюсь к ней тайком в ночной час,
когда луна скроется в туманной дымке. Постарайтесь и вы освободиться на это
время от своих обязанностей, - просил Гэндзи, и госпожа Таю, подумав про себя:
"Вряд ли ему это удастся", тем не менее в тихий весенний день, когда во Дворце
не устраивалось никаких развлечений, приехала к девушке.
Отец госпожи Таю жил теперь в другом месте и лишь иногда навещал дочь умершего.
Сама же Таю, не ужившись с мачехой, полюбила дом принца Хитати и частенько
бывала там.
Так вот, в ночь, когда шестнадцатидневная луна была особенно прекрасна, Гэндзи,
как и обещал, подъехал к дому, где жила особа, возбудившая его любопытство.
- Увы, в такую ночь трудно добиться чистого звучания! - сокрушалась Таю, но
Гэндзи не отступал:
- Пойдите к ней и попросите поиграть хоть немного. Слишком обидно уходить ни с
чем.
Тогда Таю провела его в свои довольно небрежно убранные покои, а сама,
встревоженная и смущенная, ушла в главный дом. Там еще не опускали решеток, и
дочь принца Хитати любовалась садом, по которому разливалось благоухание
сливовых цветов. "Какая удача!" - подумала Таю и сказала:
- Мне всегда представлялось, что в такую ночь кото должно звучать особенно
прекрасно... Я все время занята и, заходя к вам, спешу уйти, потому, к
сожалению, и не успеваю насладиться вашей игрой...
- О да, когда рядом есть человек, способный понять... Но играть перед вами,
входящей за "стокаменные стены"... - ответила девушка, но все-таки придвинула к
себе кото, и госпожа Таю затаила дыхание: "Понравится ли ему?"
Дочь принца тихонько перебирала струны, и чудесная мелодия, проникая сквозь
занавеси, доносилась до слуха Гэндзи. Играла девушка не так уж искусно, но ее
кото отличалось весьма своеобразным звучанием, и это сообщало музыке особую
притягательность.
В унылом, запущенном жилище ничто не напоминало о тех днях, когда принц Хитати
на старинный лад, в строгом благонравии воспитывал свою дочь, и могла ли она не
печалиться теперь?
"Если верить старинным повестям, именно в таких местах и происходит самое
трогательное", - думал Гэндзи. "Хорошо бы заговорить с ней", - пришло ему в
голову, но, испугавшись, что она сочтет его слишком дерзким, он не двинулся с
места.
Таю, особа весьма смышленая, решив, что не стоит утомлять его слух, сказала:
- Похоже, собираются тучи... Ко мне должен прийти гость, как бы он не подумал,
что я им пренебрегаю... Надеюсь, что когда-нибудь мне удастся насладиться вашей
игрой без спешки...
И, более не поощряя девушку, ушла к себе.
- Так быстро? Право, стоило ли вообще... Обидно! Разве за столь короткое время
можно что-нибудь понять? - посетовал Гэндзи. Судя по всему, он был не на шутку
заинтересован.
- Раз уж я здесь, позвольте мне стать где-нибудь поближе и послушать, - просил
он, но Таю, подумав: "Ну нет, именно теперь, когда пробудился в его сердце
интерес к ней...", - ответила:
- Увы, существование госпожи столь непрочно, столь горестно. Я боюсь за нее...
"Разумеется, Таю права, - вздохнул Гэндзи. - Надобно принадлежать к совершенно
иному кругу, чтобы, едва узнав друг друга, пускаться в откровенно задушевные
разговоры. Ее же положение слишком высоко".
- Все же постарайтесь как-нибудь намекнуть госпоже на мои чувства, - сказал он,
весьма тронутый участью дочери принца. А поскольку ждали его и в другом месте,
собрался уходить.
- Я всегда недоумеваю, слыша, как Государь изволит сокрушаться, пеняя вам за
"чрезмерно строгий нрав". Сомневаюсь, что ему приходилось когда-нибудь видеть
вас в этой простой одежде... - заметила Таю, и Гэндзи, повернувшись к ней,
улыбнулся:
- Право же, не вам меня осуждать. Если уж мое поведение считать легкомысленным,
то что можно сказать о некоторых женщинах?
Гэндзи нередко упрекал Таю в вет
|
|