ндзи. "По всей видимости, эта женщина поселилась 
там временно, - думал он, - но, судя по ее нынешнему жилищу, она-то скорее 
всего и принадлежит к низшим из низших, которые, как говорилось в ту ночь, и 
внимания недостойны. Но вдруг она хороша собой, умна? Разве не заманчиво 
неожиданно обнаружить прелестное существо в таком месте?"

Корэмицу почитал первейшей обязанностью своей предупреждать любое желание 
господина, а будучи к тому же человеком, не менее хозяина своего искушенным в 
любовных делах, он, проявив немалую изобретательность и ловкость, в конце 
концов, правда с большим трудом, добился того, что Гэндзи начал посещать тот 
дом. Но подробности, право же, утомительны, и я по обыкновению своему их 
опускаю.

Не спрашивая женщину, кто она, Гэндзи не открывал ей и своего имени. Приходил 
он к ней в простом платье и - что самое необыкновенное - пешком. "Такого еще не 
бывало!" - дивился Корэмицу и обычно уступал своего коня Гэндзи, а сам бежал 
рядом.

- Может ли уважающий себя любовник приходить на свидание пешком? А если меня 
кто-нибудь увидит? - ворчал он, но Гэндзи, не желая никого посвящать в свою 
тайну, брал с собой лишь того самого приближенного, который когда-то сорвал для 
него цветок "вечерний лик", и мальчика-слугу, никому в тех местах не известного.
 Опасаясь, что тайна его будет раскрыта, Гэндзи не заходил даже в соседний дом.

Тем временем женщина терялась в догадках, не зная, чем объяснить столь странную 
скрытность. Она украдкой отправляла кого-нибудь следом за посланными Гэндзи, 
надеясь узнать, где живет ее возлюбленный, поручала слуге выведать, куда уводит 
его рассветная тропа, но тщетно - ее соглядатаи неизменно оказывались 
обманутыми. Между тем Гэндзи все более привязывался к женщине, видеть ее стало 
для него необходимостью, он беспрестанно помышлял о ней и, кляня себя за 
недостойное легкомыслие, все же время от времени наведывался в бедное жилище за 
кипарисовым забором. Так, на этой стезе теряют голову и благонравнейшие из 
людей. Гэндзи, никогда не забывавший о приличиях и старавшийся не навлекать на 
себя осуждения, ныне испытывал такие муки страсти, что и сам дивился: 
расставаясь утром с возлюбленной, он с трудом дожидался вечера, невыносимо 
тягостными казались ему дневные часы. Он пытался, как мог, охладить свой пыл, 
говоря себе: "Остановись! Разве стоит она подобных безумств?" Женщина была 
кротка и послушна, но, пожалуй, ей недоставало живости ума и уверенности в себе.
 Она казалась совсем юной, но неискушенной ее тоже назвать было нельзя. Вряд ли 
она могла принадлежать к знатному роду. "Но что же тогда так влечет меня к 
ней?" - беспрестанно недоумевал Гэндзи.

Отправляясь на свидания с возлюбленной, он старался до неузнаваемости изменить 
свою внешность, переодевался в грубое охотничье платье12, скрывал лицо, 
приходил же и уходил ночью, когда все в доме спали, так что у женщины порой 
возникало опасение: уж не оборотень ли это, какие бывали в старину? Однако даже 
случайное прикосновение убеждал" ее в том, что перед ней человек, причем 
человек отнюдь не простого звания. "Но кто же он?"

Ее подозрения пали на Корэмицу: "Этот молодой повеса, живущий по соседству, 
наверняка здесь замешан". Но того, казалось, совершенно не занимало 
происходящее, словно и не подозревая ни о чем. он по-прежнему посещал их дом в 
поисках собственных развлечений, и женщине оставалось недоумевать и теряться в 
догадках: "Что же все это значит?" Но не знал покоя и Гэндзи: "А вдруг, усыпив 
бдительность мою своей покорностью, она внезапно скроется? Где мне искать ее 
тогда? Этот дом - не более чем временное пристанище, она может покинуть его в 
любое время, и я не уверен, что меня поставят об этом в известность..." 
Разумеется, если бы действительно произошло нечто подобное и Гэндзи, бросившись 
на поиски, вынужден был отступить, так ничего и не добившись, он скорее всего 
легко примирился бы с тем, что блаженство, дарованное ему судьбой, оказалось 
столь быстротечным, но пока он и помыслить об этом не мог без ужаса. В те ночи, 
когда, отдавая дань приличиям, Гэндзи воздерживался от свиданий, невыносимая 
тревога овладевала всем его существом, порой он был близок к безумию. "А не 
перевезти ли ее тайно в дом на Второй линии? - думал он. - Несомненно, люди 
сразу же начнут судачить и неприятностей не избежать. Но ни к одной женщине еще 
не влекло меня с такой силой. Какое же предопределение соединило нас?"

- Позвольте мне найти какое-нибудь тихое местечко, где нам не нужно будет 
опасаться свидетелей, - предлагал Гэндзи, но женщина, беспомощно глядя на него, 
отвечала:

- Все это слишком неожиданно. Ваши речи ласкают слух, но вы ведете себя так 
странно, это пугает меня...

- В самом деле, - улыбался Гэндзи, - кто же из нас лисица-оборотень? Не 
противься же моим чарам, - ласково говорил он, и женщина покорялась ему, думая: 
"Что ж, видно, так тому и быть".

"Да, она готова уступить любому моему желанию, каким бы необычным, даже нелепым 
оно ни было. Удивительно трогательное свойство", - думал Гэндзи, и снова 
возникало у него подозрение: уж не ее ли То-но тюдзё называл "вечным летом"? 
Ему вспомнилось все, что тот рассказывал, но, понимая, что