такой письмо - слова самые утонченные, строки бегут 
тончайшей паутинкой, словно кисть едва касалась бумаги, и взволнуешься, конечно.
 Начнешь мечтать: "Как бы рассмотреть ее получше?", но всевозможными уловками 
тебя заставляют ждать. Когда же удастся приблизиться к ней настолько, чтобы 
голос ее услыхать, она ловко скрывая свои недостатки, старается говорить как 
можно меньше, да к тому же так тихо, словно не слова, а вздохи срываются с ее 
губ. Покоренный ее кроткой женственностью, сблизишься с ней, окружишь заботами, 
а она окажется ветреницей. Ветреность же должно считать наипервейшим для 
женщины пороком.

Поскольку важнейшей обязанностью женщины является забота о муже, можно подумать,
 что ей ни к чему изысканные манеры, умение проникать в душу вещей и по любому 
поводу выказывать свою чувствительность. Однако же разве лучше, когда женщина, 
словно простая служанка, постоянно хлопочет по дому с озабоченным выражением 
лица и волосами, заложенными за уши, совершенно не заботясь о впечатлении, 
которое производит? Станешь ли ты рассказывать постороннему человеку о том, что 
произошло на службе, какие новости при дворе и в том или ином семействе, что 
случилось хорошего, что дурного - словом, обо всем, что поразило зрение, 
взволновало слух? Разумеется, каждому захочется поделиться с человеком близким, 
способным выслушать его и понять. А что остается мужу такой особы? Он то 
смеется сам с собой, то плачет. Вот что-то рассердит его, возмущение просится 
наружу, но - "что толку ей о том рассказывать?" - подумает и, отвернувшись, 
улыбается потихоньку своим мыслям или вздыхает тайком, а жена лишь растерянно 
глядит на него снизу вверх: "Да что это с ним?" Ну разве не досадно?

Казалось бы, можно взять жену по-детски простодушную, кроткую и самому заняться 
ее воспитанием. Как ни много с ней забот, приятно чувствовать, что старания 
твои не напрасны... И в самом деле, видя такую женщину рядом с собой, многое ей 
прощаешь - уж очень мила. Но что делать, ежели придется оставить ее на время 
одну? Наставляешь ее как полагается, однако даже с самыми простыми 
повседневными обязанностями не умеет она справиться самостоятельно, ни на что 
недостает ей разумения, будь то важное дело или какой-нибудь пустяк. Обидно до 
крайности, да и как положиться на нее? Так вот и мучишься. Напротив, женщина 
обычно суровая, неласковая может вдруг проявить себя с лучшей стороны.

Ума-но ками говорил так, словно не было для него тайн в мире, но, увы, и он не 
смог прийти к какому-то определенному заключению и только вздохнул:

- Оставим же в стороне вопрос о происхождении и не будем говорить о наружности. 
Если женщина не проявляет удручающе дурных наклонностей, если она благоразумна 
и не строптива, этого вполне достаточно, чтобы мужчина решился остановить на 
ней свой выбор. Благодари судьбу, если обнаружишь в супруге редкие дарования и 
душевную чуткость, и не старайся придирчиво выискивать недостатки. В женщине 
важен кроткий, миролюбивый нрав, а дополнить эти качества внешней утонченностью 
не так уж и мудрено.

Бывают женщины нежные и робкие, которые в любых обстоятельствах стараются 
подавлять жалобы и притворяться спокойными и беззаботными. Такая не упрекнет 
мужа даже тогда, когда он этого заслуживает. Все обиды копит она в сердце, 
когда же чаша терпения переполнится, изольет душу в невыразимо горьких словах 
или в трогательной песне и, оставив мужу дар, на который глядя должен он, о ней 
вспоминая, мучиться угрызениями совести, скрывается в горной глуши или на диком 
морском побережье и живет там, отрекшись от всякого сообщения с миром. Когда я 
был ребенком и дамы рассказывали при мне подобные истории, я неизменно 
чувствовал себя растроганным: "Что за печальная, прекрасная судьба! Как это 
возвышенно!" - и даже ронял слезы. Теперь же поведение таких женщин 
представляется мне вызывающе легкомысленным и неразумным. Право же, нелепо 
оставлять любящего тебя мужа потому лишь, что он показался тебе недостаточно 
внимательным, убегать и прятаться, делая вид, что тебе неведомы его истинные 
чувства, повергать сердце мужа в тревогу, осуждать и себя и его на долгие годы 
страданий только ради того, чтобы испытать, постоянен ли он в своих 
привязанностях. А ведь, воодушевленная похвалами окружающих ("Ах, как глубоко 
умеет она чувствовать!"), такая женщина может даже постричься в монахини. 
Решаясь на столь опрометчивый шаг, она искренне верит, что сердце ее совершенно 
очистилось и ничто больше не привязывает ее к бренному миру. Но вот кто-то из 
давних знакомых заходит ее проведать: "Печально сознавать... Как вы могли..." 
Весть о перемене в ее судьбе доходит и до мужа, который так и не сумел ее 
забыть, и он льет горькие слезы, о чем ей незамедлительно сообщает кто-нибудь 
из служанок или престарелых кормилиц: "Господин искренне привязан к нам, а вы...
 Ах, какое горе!" И вот уже она сама с ужасом ощупывает волосы у лба, 
бессильное отчаяние овладевает ею, и лицо искажается от сдерживаемых рыданий. 
Как ни крепится она, слезы текут по щекам, и с каждой каплей все более 
нестерпимым представляется ей ее нынешнее положение и все сильнее мучит 
раскаяние. Пожалуй, и Будда подумает, на нее глядя: "Да ведь ее душа не только 
не очистилась, а, напротив..." В самом деле, человек, отказавшийся от мира, но 
не освободившийся от суетных помышлений, наверняка попадет на одну из дурных 
дорог гораздо быстрее, чем тот, кто живет, погрязнув в мирской суете. Если 
супругов связывают достаточно крепкие узы, которым начало положено было еще в 
прошлом рождении, то мужу иногда удается разыскать и вернуть жену прежде, чем 
она примет постриг, но и тогда разве не будут воспоминания о ее поступке 
причиной по