прикрывающее ее верхнее платье, продолжает пребывать в полной 
уверенности, что вошла та самая дама, которую она звала.

- Вы ведь, кажется, звали Тюдзё?30 Неужели услышаны наконец мои тайные молитвы? 
Или мне только почудилось? - говорит Гэндзи, но женщина по-прежнему ничего не 
понимает. Испугавшись, что в дом прокрался кто-то чужой, она пытается закричать,
 но тщетно - платье, наброшенное на голову, заглушает голос.

- Не удивлюсь, если вы подумаете, что меня привела сюда случайная прихоть, и не 
поверите в мою искренность, - нежно шепчет Гэндзи, - но знали б вы, как давно 
стремится к вам мое сердце, как долго ждал я возможности открыть вам свою душу, 
и вот наконец... Ужели столь долгое ожидание не убедит вас в глубине моих 
чувств?

Право, злобный демон и тот не посмел бы обратить на него свой гнев, что же 
говорить о слабой женщине? Растерявшись, она не находит в себе сил крикнуть: 
"Помогите, здесь чужой!"

"Я не должна, это невозможно", - в отчаянии думает она и лепечет испуганно:

- Боюсь, что вы принимаете меня за другую…

Голос ее тише вздоха. Несчастная вот-вот лишится чувств, и вид ее внушает 
невольную жалость. Вместе с тем она так трогательно-прелестна в своем 
замешательстве, что Гэндзи чувствует себя окончательно плененным:

- О нет, безошибочный голос сердца привел меня сюда, и не стоит притворяться, 
будто вы ничего не понимаете. Я ни в коем случае не хотел бы показаться вам 
бездумным повесой. Просто почитаю долгом своим хоть отчасти высказать чувства, 
которые до сих пор таил в глубине души, - говорит Гэндзи.

Женщина столь мала и хрупка, что он легко поднимает ее и, нежно прижимая к 
груди, направляется к перегородке, но тут появляется та самая Тюдзё, которую 
ранее призывала к себе госпожа.

- Ах! - восклицает Гэндзи, и дама принимается испуганно шарить по сторонам, но, 
ощутив, что воздух вокруг напоен необычайным благоуханием, которое словно 
проникает в поры на лице, тут же обо всем догадывается и, ошеломленная своим 
открытием, замирает в растерянности, не в силах вымолвить ни слова. Будь перед 
ней простой человек, она немедля вытолкала бы его без всяких церемоний. Впрочем,
 и тогда не удалось бы избежать пересудов, и что сталось бы с госпожой? Вне 
себя от волнения, она следует за Гэндзи, а он, не обращая на нее ровно никакого 
внимания, проходит за полог в глубине покоев и, задвигая за собой перегородку, 
молвит:

- Приходите за госпожой на рассвете.

Сама же госпожа готова расстаться с жизнью от одной лишь мысли: "Что могла 
подумать Тюдзё?" Холодный пот струится по ее лицу, тяжкие вздохи теснят грудь. 
Подавив жалость, шевельнувшуюся было в его сердце, Гэндзи по обыкновению своему 
старается тронуть ее нежными, чувствительными речами - и где только берет он 
слова такие? - но женщина слишком напугана.

- О нет, это не может быть явью, - говорит она. - Да и смею ли я поверить, что 
внушила вам глубокое чувство? Ведь я столь ничтожна... Увы, каждому свое...

Непритворная досада звучит в ее голосе, и Гэндзи становится стыдно. 
Растроганный, он принимается утешать ее рассудительно и многословно:

- Да, я слышал, что люди принадлежат к тому или иному сословию, но, признаться, 
я настолько еще неискушен,, что не очень хорошо понимаю, какая меж ними разница.
 Досадно, что вы сочли меня обычным повесой. Вы не могли не слышать обо мне и 
должны знать, что не имею я склонности к безрассудствам, обыкновенно юности 
свойственным. Сюда же привела меня сама судьба. Неодолимая сила влечет меня к 
вам, и я не боюсь даже вашего презрения. Увы, я и сам не знаю...

Но женщина упорно молчит. Да и может ли она оправиться от смущения, видя рядом 
с собой прекраснейшего из мужей? "Пусть я покажусь ему черствой, нечуткой, по 
крайней мере он сочтет меня недостойной своих притязаний и оставит в покое", - 
думает она, и напрасно старается Гэндзи смягчить ее сердце. Обычно кроткая и 
уступчивая, женщина принуждает себя проявить несвойственную ей твердость - она 
подобна бамбуковой ветке, которая гнется покорно, но не ломается. В конце 
концов, недовольная собой, удрученная упорством Гэндзи, женщина дает волю 
слезам. Печаль ее столь трогательна, чт