уже изглаживаться из памяти.

"Он слишком мал, взрослая прическа вряд ли будет ему к лицу", - опасался 
Государь, но причесанный по-новому мальчик стал лишь прекраснее.

У Левого министра, исполнявшего во время обряда обязанности покрывающего главу, 
была единственная дочь, рожденная принцессой крови и составлявшая главнейший 
предмет попечения родителей. На нее были виды у принца Весенних покоев, но 
министр медлил с согласием, ибо тайно намеревался отдать ее Гэндзи. Поэтому, 
когда Государь, также склонность к этому союзу выказывающий, предложил: "Что ж, 
раз нет у мальчика достойного опекуна, можно сразу же перейти к обряду 
Укладывания вместе42", министр немедленно согласился.

Между тем гости перешли в покои для придворных, где для них было приготовлено 
угощение, и Гэндзи занял подобающее ему место - следующее за принцами крови. 
Министр пытался намекнуть на свое намерение, но мальчик, будучи еще слишком 
юным и робким, не знал, что ему ответить. По прошествии некоторого времени 
Найси-но сукэ передала министру повеление Государя явиться в высочайшие покои, 
и тот вышел. Прислуживающая в высочайших покоях дама вручила министру дары - 
вознаграждение за участие в церемонии: большое белое утики43 и полный 
придворный наряд - словом, все, что принято дарить в таких случаях. Передавая 
министру чашу с вином, Государь многозначительно произнес, явно желая выведать 
его намерения:

- Детские пряди 
Впервые связаны крепко. 
Укрепился ли ты 
В желанье - на долгие годы 
Две судьбы воедино связать?

- Крепким узлом
Я связал эти пряди, желанья 
Неизменны мои. 
И если лиловый шнур 
Своей яркости не утратил... -

ответил министр и, спустившись с Длинного моста, исполнил благодарственный 
танец. От Левой императорской конюшни подвели коня, от Императорского архива 
поднесли сокола. Знатные вельможи и принцы крови, выстроившиеся в ряд у 
лестницы, получили дары сообразно званию каждого. Яства в кипарисовых коробках, 
плоды в привязанных к веткам корзинах в соответствии с высочайшими указаниями 
были подготовлены для этого дня все тем же Удайбэном. Подносы с рисовыми 
колобками, китайские коробки с дарами для участников церемонии заполнили все 
вокруг, их было куда больше, чем в день совершеннолетия принца Весенних покоев. 
Да и в остальном сегодняшнее зрелище казалось гораздо великолепнее.

В ту же ночь юноша отправился в дом Левого министра. Там торжественно встретили 
будущего зятя, и церемония прошла с невиданной доселе пышностью. Совсем еще 
дитя, Гэндзи тем не менее был так красив, что каждого, кто смотрел на него, 
охватывало невольное беспокойство: "Право, может ли быть долговечной подобная 
красота?" Дочь министра была чуть старше и, увидев, как юн Гэндзи, застыдилась.

Левый министр сумел снискать особую благосклонность Государя, коего 
единоутробной сестрой была мать этой девицы, так что его положение в мире было 
весьма прочным. Теперь же, когда Левому министру удалось заполучить и Гэндзи, 
Правый министр, имевший внуком наследного принца и, казалось бы, обладавший 
безраздельной властью над миром, вовсе утратил свое влияние.

У Левого министра было много детей от разных жен. Один из его сыновей, 
рожденный все той же принцессой крови, имел чин сёсё и звание куродо и 
прозывался Куродо-но сёсё. Он был очень молод и так хорош собой, что Правый 
министр, несмотря на неприязнь, питаемую к его отцу, не смог пренебречь юношей 
и отдал за него свою нежно любимую Четвертую дочь. Заботились о нем не меньше 
чем о Гэндзи, - словом, и тот и другой союз был воистину безупречен.

Государь постоянно призывал к себе Гэндзи, и тот не мог подолгу оставаться в 
доме министра. В сердце же его жил один лишь образ - принцессы из павильона 
Глициний, ибо не было ей равных на свете. "Вот бы и мне найти подобную ей, - 
думал Гэндзи. - Но, увы, таких больше нет. Дочь министра тоже красива, в доме 
холят ее и лелеют, но не лежит к ней душа". Так, одна страсть владела его юным 
сердцем, доставляя порой невыносимые мучения.

Теперь, когда Гэндзи стал взрослым, Государь уже не позволял ему входить во 
внутренние покои особ, к которым еще недавно имел он свободный доступ. Но когда 
во Дворце музицировали, мысли и душа юноши витали за занавесями павильона 
Глициний, туда же, навстречу пению струн, стремился голос его флейты, а иногда 
из-за ширм доносился едва слышный нежный голос, и сердце его сладостно 
трепетало. Да, именно потому жизнь во Дворце и казалась ему такой 
привлекательной. Проводя там по пять-шесть дней кряду, Гэндзи лишь иногда дня 
на два, на три возвращался в дом министра, но тот не осуждал его, считая, что в 
столь юные годы... И ласкал зятя по-прежнему. В услужение супругам министр 
отдал самых изящных молодых п