| |
и только плакала в три ручья, даже рукава его одежды и те вымочила
слезами.
- Долгие годы я скрывал свои чувства, - сказал государь, не зная, как
меня успокоить, и, конечно же, не пытаясь прибегнуть к силе. - И вот
приехал, надеясь, что хоть теперь представится случай поведать тебе о моей
любви. Не стоит так холодно ко мне относиться, все равно все уже об этом
узнали! Теперь ни к чему твои слезы!
Вот оно что! Стало быть, он хочет удостоить меня своей монаршей любви
не в тайне от всех, всем уже об этом известно! Стало быть, завтра, когда эта
ночь растает, словно призрачный сон, мне придется изведать такую муку! Я
заранее страдала от этой мысли. Сейчас я сама дивлюсь, неужели, совсем не
зная, что ждет меня в будущем, я уже предчувствовала грядущие горести ?
"Почему никто не предупредил меня, почему не велели отцу моему,
дайнагону, откровенно поговорить со мной? - сокрушалась и плакала я. -
Теперь я не смогу смотреть людям в глаза!.." И государь, очевидно, решив,
что я слишком уж по-детски наивна, так и не смог ничего от меня добиться.
Вместе с тем встать и уйти ему, по-видимому, тоже было неудобно, он
продолжал лежать рядом, и это было мне нестерпимо. За всю ночь я не
промолвила ни единого слова в ответ на все его речи. Но вот уже занялась
заря, послышался чей-то голос: "Разве государь не изволит вернуться сегодня
утром ?"
- Да, ничего не скажешь, приятное возвращение после отрадной встречи! -
как бы про себя проговорил государь. - Признаться, никак не ожидал встретить
столь нелюбезное обращение! Как видно, наша давняя дружба для тебя ничего не
значит... А ведь мы подружились еще в ту пору, когда ты причесывалась
по-детски... Тебе бы следовало вести себя так, чтобы со стороны все
выглядело пристойно. Если ты будешь все время прятаться и молчать, что
подумают люди? - то упрекал он меня с обидой в голосе, то всячески утешал,
но я по-прежнему не произнесла ни слова.
Беда с тобой, право! - сказал государь, встал, надел кафтан и другие
одежды и приказал подавать карету. Слышно было, как отец спрашивал, изволит
ли государь откушать завтрак и что-то еще, но мне уже казалось, что это не
прежний государь, а какой-то новый, совсем другой человек, с которым я уже
не могу говорить так же просто, как раньше, и мне было до слез жаль самое
себя, ту, прежнюю, какой я была до вчерашнего дня, когда еще ничего этого не
знала.
Я слышала, как государь отбыл, но по-прежнему лежала, не двигаясь,
натянув одежды на голову, и была невольно поражена, когда очень скоро от
государя доставили Утреннее послание7. Пришли мои мачеха и
монахиня-бабушка.
- Что с тобой? Отчего не встаешь? - спрашивали они, и мне было
мучительно слышать эти вопросы.
- Мне нездоровится еще с вечера... - ответила я, но, как видно, они
посчитали это обычным недомоганием после первой брачной ночи, и это тоже
было мне досадно до слез. Все носились с письмом государя, волновались и
суетились, а я не желала даже взглянуть на его послание. Человек,
доставивший письмо, в растерянности спрашивал:
- Что такое?.. В чем дело?.. - И настойчиво приставал к отцу: -
Покажите же послание государя госпоже Нидзе! Мне казалась прямо невыносимой
вся эта суматоха.
- Кажется, она не совсем здорова... - отвечал отец и пришел ко мне.
- Все встревожены из-за письма государя, а ты что же?! Уж не
собираешься ли ты, чего доброго, вовсе оставить без ответа его послание? -
сказал он, и слышно было, как он шуршит бумагой, разворачивая письмо. На
тонком листе лилового цвета было написано:
"За долгие годы
мне, право, ты стала близка.
Пускай в изголовье
рукава твои не лежали -
не забыть мне их аромата!"
"Наша барышня совсем не похожа на нынешних молодых девиц!" - восклицали
мои домашние, прочитав это. стихотворение. Я же не знала, как мне теперь
вести себя, и по-прежнему не поднималась с постели, а родные беспокоились:
"Не может же кто-то другой написать за нее ответ, это ни на что не похоже!"
В конце концов посланцу вручили только подарки и отпустили, сказав:
- Она совершеннейшее дитя, все еще как будто не в духе и потому не
видела письма го
|
|
