Он потеребил высокий воротник, подпиравший его подбородок:

— Я не сомневаюсь в ваших добрых намерениях, Петик, — настораживаясь, сказал 
Кэлем. — Но в чем дело? Что вы имеете в виду?

— Повторяю, мне очень не хочется огорчать вас, но этот мальчишка Хибс 
распускает тут всякие слухи про вашу сестру.

— Что такое? — воскликнул Кэлем, вскочив как ужаленный; он тотчас вспомнил, 
какие правила поведения диктует общество в подобных случаях. Надо показать всю 
степень своего гнева. Если задета честь, надо потребовать надлежащего 
удовлетворения, а сначала, вероятно, дать пощечину обидчику. — Что же он 
говорит о моей сестре? Какое право имеет он упоминать здесь ее имя? Он ведь с 
нею даже не знаком!

Петик сделал вид, будто его чрезвычайно беспокоит, как бы чего не вышло между 
Батлером и Хибсом. Он снова стал рассыпаться в уверениях, что не хочет 
причинять неприятность Кэлему, хотя на самом деле сгорал от желания 
посплетничать. Наконец он решился:

— Хибс распространяет толки, будто ваша сестра была каким-то образом связана с 
тем Каупервудом, которого недавно судили, и будто из-за этого он и угодил в 
тюрьму.

— Что такое? — снова воскликнул Кэлем, мгновенно отбросив напускное спокойствие 
и принимая вид глубоко уязвленного человека. — Он это сказал? Хорошо же! Где 
он? Посмотрим, повторит ли он то же самое при мне!

На его юношески худощавом и довольно тонком лице промелькнуло что-то, 
напоминавшее неукротимый воинственный дух отца.

— Послушайте, Кэлем, — понимая, что он вызвал настоящую бурю, и несколько 
опасаясь ее исхода, попытался утихомирить его Петик, — будьте осторожны в 
выражениях. Не затевайте здесь скандала. В клубе это не принято. Кроме того, 
возможно, что он пьян и просто повторяет вздорные слухи, которых где-то 
наслышался. Ради бога, не волнуйтесь так!

Петик был причиной всего этого смятения и тревожился, опасаясь, что скандал 
неблагоприятно отзовется на нем самом. Его сочтут сплетником, и он окажется 
замешанным в эту историю. Но Кэлема уже не так-то просто было удержать. С 
побелевшим лицом он направился в ресторан — помещение, отделанное в 
староанглийском вкусе, — где, потягивая коньяк с одним из своих сверстников, 
сидел Хибс.

— Послушайте, Хибс! — окликнул его Кэлем.

Услышав этот оклик и увидев в дверях Кэлема, Хибс поднялся и подошел к нему. 
Это был довольно красивый юноша, типичный питомец Принстонского университета. 
Из разных источников — в том числе и от других членов клуба

— до него дошли слухи об Эйлин, и он рискнул повторить их в присутствии Петика.

— Что вы тут рассказывали про мою сестру? — гневно спросил Кэлем, в упор глядя 
на Хибса.

— Я… право же… — замялся тот, предчувствуя неприятность и стараясь выпутаться. 
Он не отличался большой храбростью, о чем красноречиво свидетельствовала его 
внешность. Волосы у него были соломенного цвета, глаза голубые, щеки розовые. — 
Право же… я, собственно, ничего… Кто вам сказал, что я говорил о ней?

Хибс взглянул на Петика, понимая, кто его выдал; тот поспешно проговорил:

— Лучше уж не отпирайтесь, Хибс! Вы прекрасно знаете, что я слышал ваши 
разглагольствования.

— Ну, и что же я, по-вашему, сказал? — вызывающим тоном спросил Хибс.

— Да, что это вы сказали? — свирепо подхватил Кэлем, беря инициативу в свои 
руки. — Прошу повторить при мне.

— Что вы, право, — волнуясь, забормотал Хибс, — по-моему, я говорил лишь то, 
что слышал от других. Я только повторил с чужих слов, будто ваша сестра была 
очень дружна с мистером Каупервудом. Сам я ничего не добавил.

— Ах, вот как, вы ничего не добавили? — воскликнул Кэлем и, быстро вынув из 
кармана правую руку, ударил Хибса по лицу. Затем, разъярясь, повторил удар 
левой рукой. — Может быть, это научит тебя, щенок, воздерживаться от разговоров 
о моей сестре.