Его огромная рука сжалась в кулак.

Этот жест не укрылся от Мартинсона; он сам был отцом двух дочерей.

— Я понимаю ваши чувства, мистер Батлер, — сказал он. — Я ведь тоже отец. Мы 
сделаем для вас все, что в наших силах. Если вы мне подробно ее опишете или 
дадите возможность одному из моих агентов взглянуть на нее, как бы случайно, у 
вас дома или в конторе, я думаю, что мы очень скоро сумеем вам сказать, 
происходят ли между ними более или менее регулярные встречи. Это, кажется, все, 
что вы хотите узнать, не правда ли?

— Все, — хмуро подтвердил Батлер.

— Что ж, тут много времени не потребуется, мистер Батлер: дня три-четыре, если 
нам повезет, в крайнем случае — неделя, десять дней, две недели, но уж никак не 
больше. Все зависит от того, как долго вы поручите нам следить за ними, в 
случае если в первые дни ничего не удастся обнаружить.

— Я хочу узнать правду, сколько бы это ни заняло времени, — с горечью отвечал 
Батлер. — Я должен знать все, хотя бы потребовался месяц, два, три. Должен! — с 
этими словами старик поднялся, исполненный решимости, непреклонный. — Пришлите 
мне людей опытных и тактичных. Лучше всего человека, который сам отец, если у 
вас есть такой и если он умеет держать язык за зубами.

— Я вас понимаю, мистер Батлер, — ответил Мартинсон. — Положитесь на меня. Вы 
будете иметь дело с лучшими агентами, заслуживающими полного доверия. Они не 
проболтаются. Я сделаю так: пошлю к вам сперва одного человека, чтобы вы сами 
могли судить, годится он вам или нет. Я ему ничего говорить не стану. Вы сами 
потолкуете с ним. Если он вам подойдет, расскажите ему суть дела, а он уж будет 
знать, как действовать. Если ему понадобится помощь, я пришлю еще людей. Где вы 
живете?

Батлер дал ему свой адрес.

— И все это останется между нами? — еще раз спросил он.

— Можете быть спокойны.

— Когда же ваш агент явится ко мне?

— Завтра, если вам угодно. У меня есть на примете человек, которого я сегодня 
же могу послать в Филадельфию. Сейчас он ушел, не то я позвал бы его, чтобы вы 
могли сами с ним поговорить. Впрочем, я ему все растолкую. Вам совершенно не о 
чем беспокоиться. Репутация вашей дочери будет в надежных руках.

— Очень вам благодарен, — произнес Батлер, несколько смягчившись. — Премного 
обязан. Вы окажете мне большую услугу, и я хорошо заплачу…

— Не стоит об этом говорить, мистер Батлер, — перебил его Мартинсон. — Вы 
можете пользоваться всеми услугами нашей организации по обычному тарифу.

Он проводил Батлера до двери и подождал, покуда она не закрылась за ним. Батлер 
вышел подавленный и жалкий. Подумать только, что он вынужден пустить сыщиков по 
следу своей дочери, своей Эйлин!



36

На другой же день в контору к Батлеру явился долговязый, угловатый, мрачного 
вида человек, черноволосый и черноглазый, с длинным лицом, обтянутым 
пергаментного цвета кожей, с головой, удивительно напоминающей голову ястреба. 
Проговорив с Батлером больше часа, он удалился. Под вечер, в обеденное время, 
он снова пришел к нему, уже на дом, и в кабинете Батлера, с помощью небольшой 
хитрости, получил возможность взглянуть на Эйлин. Батлер послал за ней, а сам 
остался в дверях, отступив немного в сторону, чтобы девушку было хорошо видно, 
когда она подойдет к нему. Сыщик стоял за одной из тяжелых портьер, уже 
повешенных на зиму, и делал вид, будто смотрит на улицу.

— Кто-нибудь выезжал сегодня на Сестричке? — спросил Батлер у дочери. Кобыла 
Сестричка была любимицей в семье Батлера.

Его план заключался в том, чтобы в случае, если Эйлин заметит сыщика, выдать 
его за барышника, пришедшего купить или продать лошадь. Сыщик Джонас Олдерсон 
по внешности мог вполне сойти за барышника.

— Кажется, нет, отец, — отвечала Эйлин. — Сама я никуда не ездила. Но я сейчас 
спрошу.

— Не стоит. Я только хотел знать, не понадобится ли она тебе завтра утром?