очевидному, повинуясь какому-то импульсу, все повернулись к Маккенне, надеясь 
на чудо, на то, что умение и способности белого смогут оживить этот 
безжизненный хлам. Шотландец был поражен, увидев, что огромный апач рыдает, как 
ребенок. Никогда до этого он не видел плачущего апача. Собственно, как 
Маль-и-пай и Пелон. В этих землях знавали слезы от попавшей в глаза пыли или 
песка, но чтобы влага появлялась под влиянием чувства?.. Да еще на людях? 
Конечно, ни женщину, ни мужчину нельзя упрекнуть в том, что они поддались 
настроению и выказали слабость в подобный момент. Но по-настоящему реветь? 
Чтобы слезы текли ручьем? О таком в стране апачей не слыхивали. Маккенна 
сообразил, что Пелону и Маль-и-пай страшно неудобно за соплеменника, поэтому 
отвернулся и, понимая, что в данном жутком случае это наилучший выход, 
заговорил, обращаясь к одному Хачите.
— Друг мой, — сказал он громадному апачу, — нельзя ли нам отойти и поговорить? 
Можешь высказать все, что накопилось у тебя в душе или просто помолчать. 
Посидим и пусть воспоминание об этом ужасном происшествии улетучится подобно 
дыму. В том, что случилось с этой несчастной женщиной, твоей вины нет. Если 
хочешь, я постараюсь объяснить, почему. — Шотландец сделал небольшую паузу, 
чтобы дать великану пораскинуть тем, чем следовало раскинуть, и добавил:
— Ты ведь знаешь, Хачита, что твой погибший у Скаллз друг мне доверял. Ведь 
так?
Тут старатель сжульничал. На самом деле, он понятия не имел о том, как к нему 
относился Беш, но индейцы чрезвычайно чувствительны, и Маккенна посчитал, что 
молодой воин чирикауа отвечал взаимностью на его симпатию и расположение. В 
этом шотландец оказался прав.
— Так, — ответил Хачита, поднимая необъятную голову и растирая рукой слезы, — 
это правда. Мой друг, погибший у колодца, говорил мне, что если с ним 
что-нибудь случится, я могу тебе довериться; говорил, что ты хороший белый. И 
еще что-то — не по поводу тебя, а о самом важном. С того момента, как он упал, 
я все пытаюсь вспомнить. Но ты же знаешь, патрон, что с таким, как у меня, 
скудным умишком…
— Не так уж он скуден, твой ум, — ответил Маккенна. — Просто ты не суетишься, 
поэтому счастливее многих. Это удел храбрых. А теперь давай присядем у тополей 
и попьем кофе.
Хачита покорно кивнул, и они двинулись к деревьям.
Но Пелон уже пришел в себя.
Появившись внезапно из-за спины Маккенны, он сипло проговорил:
— Минуточку! Какого черта ты тут себе позволяешь? Ничего мне не сказал о сестре.
 Отчего она умерла?
— Шея, — ответил Маккенна. — В припадке страсти Хачита сломал ей шею. Свернул, 
как цыпленку, можешь сам пощупать. Но он не ведал, что творит. Поэтому 
невиновен.
— Да знаю я, знаю, — проворчал бандит. — Черт побери! Ты не должен был 
напоминать…
— Па! — Это Маль-и-пай поспешила присоединиться к ним. — Невиновен! Вы, мужчины,
 всегда невиновны. Черт, а что бы вы сделали, например, с жеребцом, который, не 
зная, как покрыть кобылу, сначала бы забил ее до смерти копытами, а затем 
зубищами ободрал в любовной игре шею. Я спрашиваю, чтобы вы с ним сделали? 
Проклятье, да вы, ублюдки, просто бы его убили, вот и весь сказ. Отвели бы 
сукина сына куда-нибудь подальше в чаппаралль и пустили бы пулю гулять в его 
безмозглой голове, вот и все!
Пелон вовремя к ней прыгнул и успел вывернуть из рук старый винчестер, когда 
старуха уже собиралась прострелить Хачите голову.
— Будь ты проклята! — крикнул он. — Хочешь стрелять в узком каньоне в то время, 
когда мы ждем…
Ему не удалось закончить выволочку: полукровка вспомнил о том, что мгновенно 
умерило его ярость.
— Боже мой! — прошептал Пелон. — Мы забыли о Микки!
Он швырнул старухе ружье, а сам нагнулся за карабином, лежащим возле костерка. 
В это время позади раздался насмешливый голос, от которого все замерли. Голос 
почти девичий, но в котором звучала шепелявость, сравнимая разве что со звуком 
трещотки гремучей змеи.
— Уж конечно, — сказал голос по-испански, — вы позабыли о Микки, — а вот Микки 
о вас не забыл.
Пелон Лопес очень медленно выпрямился, оставив винчестер там, где тот лежал. Он 
шепотом приказал Маль-и-пай положить свое ружье рядом. Без единого звука старая 
скво повиновалась: репутация Микки Тиббса была ей хорошо известна. Маккенна, 
стоя спиной к пришедшему и глядя на верхушки каньона, не пошевелился. Хачита 
рядом с ним застыл, как изваяние. Ни один из них не повернулся, чтобы 
посмотреть на нежданного гостя. В подобных обстоятельствах индейцы ни за что не 
станут выказывать излишнее любопытство или пялиться. Иначе говоря, никому бы и 
в голову не пришло развернуться, чтобы посмотреть на Микки, пока бы он сам не 
соизволил этого предложить. Но Хачита винчестера не выпустил.
— Эй, ты, — позвал Микки Тиббс. — Громила. Положи-ка ружьецо к остальным.
Хачита не пошевелился. Маккенна, с тревогой наблюдая за ним, понял, что апач 
пытается думать. Ему следовало немедленно решить, что делать с ружьем. Походило 
на то, что он собирался им воспользоваться, а шотландцу не хотелось видеть как 
совершенно напрасно погибнет великан — «инноцентон».
— Не делай этого, амиго, — сказал белый тихо. — Нет никакой надобности…
— Есть надобность, патрон. Чтобы оправдаться в ваших глазах, я сейчас 
развернусь и пристрелю его.