тих  мужчин,
костлявых, больных всеми хворями на свете, нахальных, распущенных!  А  эти
женщины! Немытые, воняющие табаком, каждая с  выводком  детей,  старухи  в
двадцать лет!
   Филип хотел было противопоставить нарисованной картине грациозный образ
Грейс, но почему-то из его замысла  ничего  не  получалось.  За  последние
полчаса природное тяготение Филипа к "чистому обществу"  возросло  во  сто
крат. Он поглядел на доктора и сказал:
   - Да, ты прав.
   - Разумеется,  -  откликнулся  доктор.  -  Чего  от  них  ждать?  Люди,
признающие одну лишь физическую силу, лишенные всякой морали. Здесь каждый
думал только о себе, сильный обижал слабого, творились убийства, бог знает
что еще.
   - Вполне возможно, - торопливо согласился Филип. - Ну, а  эта  девушка,
Грейс Конрой? Что о ней известно?
   - Ее нашли мертвой. В руках она держала одеяло,  в  котором,  наверное,
была завернута ее  малютка  сестра.  Эти  скоты  вырвали  ребенка  из  рук
умирающей женщины. Ну, хватит об этом. Расскажи лучше, Артур, как ты  сюда
попал. Твоя часть стоит поблизости?
   - Нет, я уволился из армии.
   - Вот как! Значит, ты здесь один?
   - Один.
   - Ну и ну! Мы все это подробно обсудим, когда вернемся. Ты поможешь мне
писать отчет. Наша экспедиция имеет вполне официальный  характер,  хоть  и
направлена сюда, - представь! - чтобы проверить ясновидческий  дар  нашего
уважаемого Блента. Проверка окончилась в его пользу, хотя  других  крупных
достижений у нашей экспедиции пока нет.
   Доктор  вкратце  изложил  Филипу  всю  историю  экспедиции,  начиная  с
привидевшегося Бленту сна о партии эмигрантов, гибнущих от голода в  горах
Сьерры, и вплоть до их с Филипом сегодняшней встречи. Рассказ был выдержан
в духе легкомысленно-цинического юмора, который  так  часто  в  былые  дни
скрашивал их унылые трапезы в офицерской столовой. Вскоре оба  собеседника
дружно хохотали. Люди из состава экспедиции, занятые погребением мертвых и
разговаривавшие  между  собой  торжественным  Шепотом,  услышав,  как  два
благовоспитанных   джентльмена   юмористически   трактуют   эти   события,
устыдились напущенной  на  себя  серьезности  и  стали,  в  свою  очередь,
пошучивать довольно крепко и  без  особого  изящества.  Щепетильный  Филип
нахмурился, доктор расхохотался. Оба друга направились к выходу из каньона
и оттуда поехали рядом.
   То, что Филип хранил глухое молчание о себе и об обстоятельствах  своей
жизни, было вполне в его характере и потому не вызвало  ни  удивления,  ни
подозрения у его друга. Доктор был счастлив, что встретил Филипа  и  может
теперь снова общаться с человеком своего круга и воспитания; остальное его
мало интересовало. Он  гордился  своим  приятелем  и  был  весьма  доволен
впечатлением, которое Филип произвел на этих грубых, необразованных людей,
с которыми доктор - в силу  демократического  обычая,  господствующего  на
неосвоенных окраинах страны, - должен был общаться как равный  с  равными.
Филип же с юных лет привык, что его друзья гордятся  им.  Он  даже  ставил
себе  в  заслугу,  что  редко  использует  это  обстоятельство  в   личных
интересах. Сейчас он подумал, что если поведает доктору, что был одним  из
обитателей Голодного лагеря и доверит ему историю своего бегства с  Грейс,
тот наверняка восхитится его отвагой.  От  подобных  мыслей  пробудившиеся
было угрызения совести стали быстро затихать.
   Дорога шла через Моньюмент Пойнт, мимо раскиданной пирамиды. Филип  уже
проезжал здесь по  пути  в  каньон  и  сделал  из  разыгравшейся  трагедии
некоторые полезные для себя  выводы.  Он  счел,  что  теперь  свободен  от
обязательств, которые  дал  покойному  ученому.  Все  же,  чтобы  развеять
оставшиеся небольшие сомнения, он спросил:
   - Насколько ценны эти рукописи и коллекции? Нужно ли их спасать?
   Доктор уже давно тосковал по достойной аудитории, перед которой мог  бы
блеснуть своим скептическим взглядом на жизнь.
   - Хлам! - сказал он небрежно.  -  Останься  бедняга  жив,  быть  может,
коллекции и пригодились бы ему, дали бы повод потщеславиться. А так  я  не
вижу в них ничего, о чем стоило бы сожалеть.
   Тон этих замечаний напомнил Филипу безапелляционный тон самого  доктора
Деварджеса, и он сумрачно усмехнулся. Когда  всадники  подъехали  поближе,
они увидели, что и природа усвоила циническую точку зрения по обсуждаемому
вопросу. Металлический ящик  едва  виднелся  из-под  снега,  ветер  далеко
разметал листки рукописи, и теперь едва ли кто  смог  бы  догадаться,  что
раскиданные камни были когда-то сложены в правильную пирамиду.



9. СЛЕДЫ ИСЧЕЗЛИ НАВСЕГДА

   Палящее майское солнце уже разогрело глинобитные  стены  Сан-Рамонского
_пресидио_  [укрепленные  пункты  с  гарнизонами,  учрежденные  испанскими
колонизаторами  в  XVIII  столетии  для  подавления  местного   индейского
населения;  после  американо-мексиканской  войны  и   захвата   Калифорнии
американцами в 1848 году пресидио утратили свое военное и административное
значение], зажгло ярким  пламенем  красную  черепицу  на  крыше,  накалило
задний двор и заставило мулов и _вакеро_ из только что прибывшего каравана
отступить  в  тень  длинной  балюстрады,   когда   секретарь   почтительно
потревожил  кома