л  трубку  в  карман,
поднялся, взвалил суму на плечи, взял кирку  и  лопату  и  зашагал  назад.
Достигнув поселка,  он  вспомнил  с  неловким  чувством,  что  только  что
простился с ним навеки, и решил пробираться в обход, минуя главную  улицу,
однако, по всегдашней  своей  простоте,  осуществил  свой  замысел  весьма
неискусно; два-три старателя приметили,  как  он  взбирается  на  холм  по
крутой и неудобной тропинке, по которой редко кто  когда  ходил.  Впрочем,
задержался он на холме ненадолго, и вскоре -  кто  говорит,  через  десять
минут, а кто - через пятнадцать - его опять заметили, когда он,  торопливо
сбежав по той же тропинке, пересек  лощину  и  затерялся  в  кустарнике  у
подножия Лысой горы.
   Не успело в этот вечер закатиться  солнце,  как  спала  и  жара  Вконец
иссушившее землю  за  несколько  знойных  дней  яростное  дыхание  пустыни
отступило перед  равной  яростью  ветра,  который,  народившись  вместе  с
холодным светом  молодого  месяца,  бушевал  всю  ночь  в  раскачивающихся
верхушках сосен на холме Конроя, стучал во все окна в  поселке  и  вздымал
кверху прибитую пыль на горных дорогах. Но с уходом ночи  иссяк  и  ветер;
взошедшее солнце осветило притихшую мирную природу. Как  было  заведено  у
него в обычае, оно сперва зажгло стройную верхушку  исполинской  сосны  на
холме Конроя, а  потом  тихонько  заскользило  вниз  по  стволу,  пока  не
достигло земли. Там оно обнаружило Виктора Рамиреса, мертвого, с  ножом  в
сердце.




ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. РУДА УХОДИТ


1. МИСТЕР ГЕМЛИН ВСЕ ЕЩЕ НА КАНИКУЛАХ

   Когда, уже после ухода миссис Сепульвида, донна Долорес  заметила,  что
исчезла и маячившая перед окном фигура  всадника,  -  она  заключила,  что
мистер Джек Гемлин последовал за  названной  дамой;  она  была  бы  весьма
удивлена, если бы узнала, что в эту самую минуту он попивал  _агуардьенте_
в ее собственном  доме  и  не  с  кем  иным,  как  с  самим  доном  Хуаном
Сальватьерра. С дерзкой непринужденностью, составлявшей характерную  черту
его натуры, Джек проник за стены _асьенды_; не назвав своего  имени  и  ни
словом не упомянув о своем занятии, он был тем  не  менее  радушно  принят
церемонным доном Хуаном; за два часа он  полностью  обворожил  хозяина,  и
когда оставил его, тот был так сильно навеселе, что не мог толком ответить
ни на один вопрос о своем  собутыльнике.  Почему  Джек  не  развил  своего
успеха и не  добился  свидания  с  таинственной  сеньорой,  столь  глубоко
поразившей его сердце, я не берусь сказать; и сам  он  тоже  не  мог  себе
этого объяснить. После того как, возбужденный выпитой  _агуардьенте_,  дон
Хуан выложил перед ним все  тайны  _асьенды_  и  миссии,  Джек,  неизменно
предприимчивый, когда дело касалось женщин,  вдруг  почувствовал,  что  от
робости лишился языка. Быть может, неведомое доселе чувство  безнадежности
закралось ему в душу, и именно  потому,  уезжая,  он  был  более  грустен,
нежели когда ехал сюда. В том, что донна Долорес узнала о его визите  лишь
три дня спустя, не было ничего особенно удивительного;  эти  три  дня  она
была не совсем здорова  и  не  покидала  своих  покоев.  Удивительно  было
другое: когда ей наконец рассказали о госте, она  напугала  дона  Хуана  и
переполошила домочадцев невиданным взрывом негодования:
   - Как же вы посмели не доложить  мне  о  заезжем  _американо_?  Клянусь
святым Антонием, вы, кажется, считаете меня ребенком. Или я уже не хозяйка
в Пресвятой Троице? Или вы,  дон  Хуан,  определили  себя  мне  в  дуэньи?
Отважный кабальеро - а из вашего описания  следует,  что  это  был  он!  -
защитил меня в воскресенье у мессы от обидчика, и его не допустили к  моей
руке. О матерь божия! Как его зовут - вы и это позабыли?
   Тщетно  твердил  дон  Хуан,  что  незнакомый  кабальеро  не  испрашивал
аудиенции у донны Долорес  и  что  в  подобных  случаях  этикет  исключает
возможность личного свидания.
   - Пусть бы лучше он  осудил  меня  как  женщину,  нарушающую  этикет  -
кстати, дядюшка, у американцев совершенно  иной  взгляд  на  эти  вещи,  -
только бы не счел Пресвятую Троицу заезжей таверной!
   Как  бы  там  ни  было,  мистер  Гемлин  счел  климат  Сан-Антонио   не
способствующим тому глубокому покою, который был ему  прописан  врачом,  и
уехал на другой же  день,  охваченный  неведомой  ему  ранее  лихорадочной
жаждой  деятельности.  Три  дня  в  страшнейшую  жару  он  бездельничал  в
Сакраменто, на четвертый - умчался в горы, а когда наступило утро  первого
прохладного дня, был уже в Уингдэме.
   - Нет ли здесь кого из наших  старых  знакомцев,  Пит?  -  вопросил  он
своего  верного  оруженосца,  когда  тот  поутру  принес   ему   тщательно
вычищенное платье.
   - Нет, сэр.
   - А может быть, найдется кто-нибудь, с кем стоило бы  познакомиться?  -
продолжал циничный Джек, лениво поднимаясь с постели.
   Пит погрузился в размышления.
   - Муж  с  женой  из  восточных  штатов,  сэр.  Из  тех,  что  ездят  да
осматривают. Они сейчас в ресторане,  прибыли  из  каньона.  По-моему,  те
самые, которым во Фриско масса Дамфи и его приятели пускали пыль в  глаза.
Верят всякому слову... Ребята по дороге их  здорово  накачали.  Пит