к
бы вдруг не появился  Виктор.  С  Виктором  следовало  иметь  дело  только
наедине. Он был слишком импульсивен; бывают  случаи,  когда  это  качество
характера, вообще говоря одобряемое в мужчинах более сдержанной  половиной
человечества, становится положительно невыносимым.
   - Зачем ты явился сюда? - спросила миссис Конрой с улыбкой,  в  которой
таилась угроза. - Чтобы меня оскорблять?
   - Чтобы сказать тебе,  что  существует  вторая  дарственная  на  землю,
которой ты владеешь в качестве Грейс Конрой или миссис Конрой, - ответил с
мужской прямотой Деварджес. - Дата выдачи  этой  дарственной  предшествует
той, что указана на дарственной моего  брата  Поля.  Владелец  дарственной
подозревает, что здесь какое-то мошенничество. Я приехал, чтобы  проверить
обстоятельства дела.
   Глаза у миссис Конрой загорелись.
   - Откуда могли взяться подобные подозрения?
   - Анонимное письмо.
   - Ты видел его?
   -  Да,  оно  написано  тем  же  почерком,  что  и  рукописная  часть  в
дарственной.
   - Ты знаешь, чья это рука?
   - Да. Этот человек сейчас здесь. Коренной калифорниец. Его зовут Виктор
Рамирес.
   Деварджес поглядел своей собеседнице прямо в глаза. Она ответила  ясным
взглядом и ослепительно улыбнулась.
   - А известно твоему клиенту, что, независимо от  того,  поддельный  его
документ или нет, тот, что выдан моему мужу, бесспорно подлинный?
   - Да,  но  мой  клиент,  точнее,  моя  клиентка,  интересуется  судьбой
несчастной сироты Грейс Конрой.
   - Ах, вот как! - сказала миссис Конрой с легчайшим вздохом.  -  Значит,
ты проделал это длинное утомительное путешествие, чтобы выполнить  желание
своей клиентки... женщины?
   - Да, - ответил Деварджес. Он был польщен, но в то же  время  несколько
обеспокоен.
   - Теперь все  понятно,  -  медленно  промолвила  миссис  Конрой.  -  Я,
наверное, не ошибусь,  если  скажу,  что  она  молода,  высоконравственна,
обаятельна. Ты сказал ей: "Не беспокойтесь, я разоблачу эту  аферистку,  я
выведу ее на чистую воду". Что ж, я не виню тебя. Ты мужчина. Может  быть,
ты по-своему прав.
   - Ради бога, Жюли! Выслушай меня! - вскричал Деварджес.
   - Ни слова больше! - сказала миссис Конрой, поднимаясь с места и слегка
взмахнув узкой белой рукой. - Я не виню вас!  Видно,  ничего  иного  я  не
заслужила. Поезжайте к своей клиентке, сэр, скажите, что вы  беседовали  с
Жюли Деварджес, с самозванкой. Посоветуйте ей  представить  дарственную  в
суд, скажите,  что  поможете  ей  выиграть  дело.  Завершите  труд  автора
подметного письма, и вам тогда отпустятся все грехи,  ваша  подлость,  мое
безрассудство. Срывайте  вашу  награду,  вы  заслужили  ее;  скажите  этой
женщине, что ей повезло в жизни, что бог послал ей  таких  верных  друзей,
каких Жюли Деварджес не довелось иметь даже в расцвете ее красы.  Уходите!
Прощайте! Нет, пустите меня, Генри Деварджес, я иду к своему мужу. Он один
сумел простить всеми брошенную, заблудшую женщину, дать ей кров и приют.
   Пораженный Деварджес не успел прийти в себя, как она, словно  солнечный
луч, скользнула у него из рук и  пропала.  С  минуту  он  еще  видел,  как
мелькала ее светлая юбка, а потом колоннада  сосен  сомкнулась  за  ней  и
скрыла ее из виду.
   Пожалуй, это было к  лучшему,  потому  что  мгновение  спустя  появился
Виктор Рамирес. Весь красный, всклокоченный, сверкая глазами,  он  выбежал
на тропинку и столкнулся с Деварджесом. Оба молчали, озирая друг друга.
   - Вам не кажется, что сегодня жарко?  -  спросил  Деварджес,  почти  не
скрывая насмешки.
   - Жарко, будь я проклят! А вы что здесь делаете?
   - Да вот мух бью. Счастливо оставаться!



6. ГЭБРИЕЛЬ ОТРЕКАЕТСЯ ОТ ДОМА И БОГАТСТВА

   Тот, кто взглянул бы в лицо миссис Конрой, бежавшей по лесу, ни за  что
не догадался бы, что только сию минуту она с самым горестным, убитым видом
рассталась  с  Генри  Деварджесом.  Когда,  приблизившись  к   дому,   она
остановилась в тени веранды, чтобы перевести дух, в уголках ее рта  играла
улыбка. Но тут, войдя в пустой дом, она вдруг почувствовала, что  силы  ее
на исходе, направилась прямо в будуар и бросилась на кушетку,  негодуя  на
свою физическую немощь. Никто не видел, как она  вернулась.  Слуги-китайцы
все ушли в прачечную, стоявшую поодаль от дома. Экономка, воспользовавшись
отсутствием хозяйки, укатила в город.  Неслыханная  Жара  как  бы  служила
общим  извинением,  освобождала  от   строгого   соблюдения   каждодневных
обязанностей.
   Миссис Конрой сидела, глубоко задумавшись. Первое потрясение от встречи
с Деварджесом миновало; она была довольна  собой;  ей  не  только  удалось
сохранить влияние на него, но и завербовать в  союзники  против  Рамиреса,
который был сейчас решительно опасен. Пока Рамирес изливал свою ревность в
крике и пустых угрозах, она  не  страшилась  его,  хоть  и  знала,  что  в
неистовстве  он  способен  поднять  на  нее  руку;  теперь  его   коварный
предательский поступок заставил  ее  трепетать.  Нужно  еще  раз  повидать
Деварджеса; она  расскажет  ему  обо  всех  обидах,  которые  ей  пришлось
вытерпеть от мужа; для Генри это будет  как  бы  отпущением  грехов  перед
покойным братом; тогда  она  сумеет  заставить  его  придержать  Рамиреса,
отсрочить скандал, пока они с Гэбриелем не уедут далеко-далеко, в  Европу.
Дайте ей только уехать отсюда; она посмеется над обоими;  она  отдаст  все
силы, чтобы завоевать любовь Гэбриеля; без его  любви  -  теперь  это  так
ясно! - и дальнейшая Судьба ее, и сама жизнь теряют всякий  интерес.  Надо
торопиться с отъездом.  Как  только  распространились  слухи,  что  рудник
беднее, чем ожидалось, Гэбриель решил, что его долг оставаться на посту  и
ждать, чем кончится дело; он с