что уж на этот раз мальчишка будет точно. Небось у них там приметы какие-то 
есть. У женщин, значит, раз знают. 
— Вон оно как. Тогда желаю удачи. 
— Джим, — позвал с кухни женский голос. — Включи телевизор, девочки уже поели. 
Пусть они, пока мы будем за столом, мультики поглядят. 
— Добро. — Магвайр подошел к приемнику, включил программу. 
«Да, толстоват он все же, — подумал Мидберри. — Наверно, быстро вес набирает. А 
сколько ему, интересно, лет? Лет сорок или около этого. Сорок лет, двое детей и 
третий на подходе. Жена вроде бы им командует. А на [165] службе — некомплект 
сержантов во взводе, работа с утра до ночи, вечная перспектива новых и новых 
переездов и почти никаких шансов на повышение». 
Магвайр молча уставился в телевизор. Там какой-то комик огромной ложкой ел из 
банки шпинат. Шла рекламная передача. 
Из кухни в комнату вбежала девчушка лет трех. У нее были гладко причесанные 
каштановые волосики, а на верхней губе еще виднелись остатки молока. Девочка 
испуганно поглядела на чужого мужчину, резко повернулась и, чуть не упав, 
бросилась к отцу. Обхватила худенькими ручками его за ногу, прижалась, но в 
этот момент увидела на экране забавного карлика и завизжала от восторга. 
— Ну, а теперь вы заходите, — позвала с кухни жена. 
— Пошли, — сразу оживился Магвайр. — Поедим... 
* * * 
Вечером, возвращаясь к себе в общежитие, Мидберри выбрал дальнюю дорогу, 
кружившую вдоль берега. Солнце уже пускалось в океан, ставшая вдруг 
рубиново-красной вода была похожа на кровь. Тянувший с океана бриз нес 
долгожданную вечернюю прохладу. 
«Так что ж с того, — думал он, — что Магвайр стал «эс-ином», штаб-сержантом 
морской пехоты. Ведь он только выполняет свой долг. Как любой работяга. Разница 
только в том, что он ходит в военной форме, в рубашке защитного цвета, а не в 
белой или голубой. Обычный трудяга вкалывающий с утра до ночи ради того, чтобы 
в семье всегда был к завтраку кусок бекона». 
Думая о Магвайре, он ощущал какую-то вину перед ним. И в то же время у него как 
будто гора с плеч упала. Он понял, что Магвайр лично ему ничем не угрожает. 
Угроза была, оказывается, мнимой, ее породило воображение, чувство собственной 
неустроенности. Неуверенность в себе явилась причиной ощущения надвигавшейся 
опасности, он боялся, что не справится с обязанностями сержанта-инструктора, и 
из-за этого каждое справедливое замечание старшего воспринимал превратно, думал,
 что тот ему не доверяет, шпионит за ним. Но теперь с этим покончено. Никаких 
страхов и опасений. Все внимание только службе. Работать без оглядки и поменьше 
никому не нужных вопросов и сомнений! [166] Показался поворот, за которым была 
казарма — общежитие сержантов-холостяков. Однако он решил поехать прямо, чтобы 
еще немного побыть в одиночестве, спокойно подумать... 
На следующей неделе они должны принять взвод со стрельбища. А еще через три 
недели — уже выпуск, и после этого они с Магвайром получат снова семьдесят 
разномастных парней, которых им предстоит превратить во взвод морской пехоты. 
Да, всего лишь три недели с небольшим, и все будет кончено. Самый трудный 
период уже позади. И для новобранцев, и для него самого. Сейчас Мидберри 
казалось, что он уже отлично знает и понимает Магвайра. Конечно, этот человек 
опасен, но тем не менее он человек, его можно и понять, и как-то направлять. 
Ночь обыска и то, как она закончилась, доказали это. К тому же он понимал, что 
после той ночи Магвайр проникся к нему определенным уважением. А это, 
безусловно, позволит и впредь хоть немного контролировать его действия. 
И все же одна мысль продолжала беспокоить Мидберри: видимо, и в будущем он 
будет вмешиваться в его действия только в критический момент. Но ведь такая 
тактика означает лишь постоянное пассивное ожидание. Мидберри опять будет 
вынужден стоять в стороне и наблюдать, как Магвайр расправляется с новобранцами.
 И тем самым, стало быть, будет являться соучастником избиений, издевательств 
над солдатами и прочих безобразий. Иными словами, будет в не меньшей мере, чем 
штаб-сержант, виновен во всем этом. Как будто бы сам избивает солдат. «Не это 
ли, — спросил он сам себя, — удержало меня от посещения больного Дитара?» 
Магвайр пугал, что, мол, если начнется следствие а дело дойдет до суда, 
виновными будут признаны они оба. А вот если бы спросить мужа сестры, 
проповедника, так тот, наверно, пошел бы даже дальше: он сказал бы, что 
Мидберри виновен в большей мере, нежели Магвайр. Не исключено, что он, пожалуй, 
и прав, этот проповедник. 
Так что же ему в таком случае делать? Донести на Магвайра, нафискалить 
начальству, что ли? Он уже думал об этом, одно время даже считал, что просто 
обязан сделать этот шаг. Сейчас эта уверенность несколько поослабла. Ведь 
начальство разделается с одним Магвайром, а система сохранится. Всем известно, 
что в их учебном [167] центре (да и в других тоже) полным-полно «эс-инов», 
избивающих новобранцев, считающих издевательства над солдатами основной формой 
обучения. Разве можно полностью изжить эту практику? И даже если бы он пошел на 
это (а он знал наверняка, что не пойдет), пользы все равно не будет. Тем более, 
что он был уверен: если бы начальство действительно хотело положить конец 
произволу сержантов, избиениям и издевательствам над солдатами, оно 
давным-давно решило бы уже эту проблему. Без его помощи. 
Какой же еще у него был выход? Подать в отставку, наверняка сказал бы Билл. Ему 
легко так говорить. Всю жизнь только тем и занимается, что дает ерундовые 
советы, в которых смысла ни на грош. Отставка. А что она даст? Что решит? И 
кому от этого будет прок? Уйди он в отставку, Магвайру это только руки еще 
больше развяжет, позволит совсем беспрепятственно тиранить новобранцев. Конечно,