приснилось, будто он провалился в зыбучие пески, предательская трясина тянет 
вниз, засасывает, он кричит, а оба сержанта и весь взвод стоят вокруг, молча 
наблюдают за его агонией, слушают предсмертные вопли и даже не собираются 
помочь. 
Когда утром он вспоминал об этом кошмаре, его почему-то не оставляло ощущение, 
будто весь этот ночной ужас имеет свое продолжение наяву. Они стояли в строю, и 
вдруг Адамчику показалось, что вытянувшийся рядом с ним Уэйт является двойником 
того Уэйта, который ночью спокойно взирал на его муки и не сделал даже шага, 
чтобы вытащить товарища из зыбучих песков. Такими же людьми из ночного кошмара 
показались ему другие солдаты, сержант Магвайр. Да что там солдаты и сержант. 
Весь Пэррис-Айленд представлялся теперь ему одним страшным сном, порождением 
больного воображения. Казалось, что здесь нет ничего настоящего, реального, 
ощутимого. Один сплошной обман. Временами ему даже хотелось ущипнуть себя, 
чтобы убедиться, что все происходящее вокруг не сон, а горькая реальность. «Как 
[84] было бы хорошо, — думал он, — если бы можно было вот так ущипнуть себя и 
проснуться уже дома в своей постели, в том привычном прежнем мире, который был 
единственной реальной вещью. В мире, где нормальные люди поддерживают друг с 
другом нормальные отношения, нормально решают вопрос о том, что человек может 
делать, а что нет». 
Луч карманного фонарика все еще высвечивал на белом потолке неяркий, 
расплывчатый круг. Адамчик снова поглядел туда, где на нижней койке спал Хорек, 
а над ним слегка похрапывал рядовой Карузерс. Оба они были укрыты форменными 
одеялами грязно-зеленого цвета (как и все солдаты, в десятках, сотнях спавшие в 
ту ночь в этом кубрике и в десятках, сотнях других кубриков, гарнизонах и на 
базах морской пехоты). Посредине одеяла четко выделялись большие черные буквы: 
«КМП США»{12}. По углам металлической Рамы, прикрепленной строго вертикально к 
спинкам обеих коек и образующей вместе с ними что-то вроде ружейной пирамиды, 
на специальных крючках были растянуты две солдатские кожаные портупеи с 
подсумками тоже грязно-зеленого цвета. У каждой слева был пристегнут штык в 
ножнах, а посредине коробка с пакетом первой помощи. Сверху над портупеями на 
пирамиде лежали два покрашенных в серебристый цвет пластмассовых подшлемника, 
снизу же, на железной поперечине нижней койки, висели грязно-зеленые ранцы. 
Ремни их были тщательно свернуты, свободные концы закреплены в пряжках. Под 
каждым ранцем стоял темно-зеленый рундук с традиционным черным замком. Замки 
были огромные, и каждый с секретом, чтоб вор не забрался. Сзади за кроватью 
находился еще один рундук, а спереди была расставлена обувь — черные походные 
бутсы, спортивные тапки и надраенные до зеркального блеска выходные ботинки. 
Вся обувь обязательно шнуровалась до самого верха, концы шнурков убраны внутрь, 
чтоб не болтались. Так было положено. 
Такими же одинаковыми до мельчайших деталей были обе солдатские постели. Хотя 
Адамчик и не видел этого в темноте, но знал, что столь же образны были все 
тридцать пять коечных спарок, находившихся в кубрике. [85] Стояли они в раз и 
навсегда установленном порядке, двумя строго параллельными рядами, точность и 
параллельность которых периодически проверялись сержантами с помощью 
специальной длинной веревки. 
Адамчик выключил фонарик. Сквозь натянутые сетками окна в казарму проникал едва 
ощутимый поток прохладного ночного воздуха. И, немного успокоенный его приятным 
дуновением, солдат невольно вновь задумался: так что же он собирался сделать? 
А кубрик жил своей ночной жизнью. Вокруг слышалось приглушенное дыхание спящих 
солдат, прерываемое время от времени то глубоким вздохом, то кашлем. Кто-то 
невидимый в темноте негромко похрапывал, кто-то слегка стонал. Замершему в 
темноте Адамчику даже показалось, будто он слышит дыхание не семи десятков 
спящих солдат, а одного огромного существа. Он даже представил себе, будто в 
кубрике сейчас никого нет, только он и это гигантское живое существо, это шумно 
дышащее чудовище по имени Взвод. От этой мысли Адамчику стало не по себе, будто 
мороз по коже пошел, он почувствовал себя полным ничтожеством, одиноким, 
неприкаянным пигмеем, и сразу же постарался поскорее отогнать от себя непонятно 
откуда появившийся страх, вернуться в реальный мир. 
Больше всего, пожалуй, решил он, его угнетают здесь темнота и усталость. 
Прекратив бесцельное хождение по кубрику, он вышел в коридор, ведущий к 
сержантской. По пути заглянул в умывальную и туалет, убедился, что там никого 
нет, и, сдерживая дыхание, на цыпочках подкрался к страшной двери. Постоял 
несколько минут, прислушиваясь. В комнате слышалось тихое похрапывание, 
заглушаемое монотонными звуками капающей в душевой воды. 
Уверившись в том, что Мидберри спит, Адамчик несколько приободрился, 
почувствовал себя спокойнее. Он не раз слышал от солдат, что у «эс-инов» есть 
привычка шпионить за дневальными, и очень боялся, как бы Мидберри не вздумал 
проследить, как несет вахту наказанный им новобранец. 
Однако сержант, по-видимому, все же спал. Успокоившийся Адамчик пошел снова в 
кубрик. Там, где под потолком висела единственная на все помещение 60-ваттная 
дежурная лампочка, проход немного расширялся, образуя [86] что-то вроде 
площадки. Здесь обычно проводилась физподготовка. Чаще всего сержанты 
занимались здесь с новобранцами, которые в силу своего слабого развития 
отставали от всего взвода. Занятия эти обычно устраивались ночью и проводились 
по особой методе, разработанной лично Магвайром. Он считал, что таким способом 
можно сделать человека из любой рохли, любого слабака. 
В одном углу здесь на небольшом помосте стояли параллельные брусья, в другом — 
окрашенная в черный цвет штанга, около которой лежали дополнительные блины. 
Рядом блестели сталью большие спиральные пружины с красными деревянными ручками 
— специальные эспандеры. Тут же был и турник. Вернее, длинная железная труба,