переступил порог сержантской, начинало уже действовать ему на нервы. Ему 
казалось, что он стоит перед старшим «эс-ином» в чем мать родила (в 
действительности на нем были трусы, в которых он спал). Никогда в жизни его не 
одолевал еще такой всеобъемлющий страх и ужас перед человеком. 
Разговор состоялся в тот же день здесь, в сержантской... 
— Все эти твои доводы, — говорил Мидберри, — насчет того, будто тебя беспокоит 
судьба Клейна, Купера и прочих, не стоят и выеденного яйца. Куча дерьма, скажу 
я тебе, и только. И не старайся, парень, дурачить себя. Ты ведь такой же, как и 
все. Совершенно такой же. Вся эта твоя трепотня — блажь на пустом месте, да и 
только. Ни о ком ты вовсе не беспокоишься, только о себе. Тебя только твоя 
персона волнует. Твоя и ничья больше, поверь мне, я знаю, что говорю. Почему, 
скажи мне, ты не выражал особого беспокойства прошлый раз, когда я вызывал тебя 
из-за этого же Купера? Тогда у тебя все было в порядке и чувство заботы о 
ближнее мне давало себя знать, так ведь? А теперь вон как разобрало. С чего бы, 
а? 
— Но, сэр, — попытался ответить Уэйт, — в тот разя просто не был еще уверен. Не 
был убежден... 
— Черта лысого, — грубо перебил сержант. — В тот раз нас беспокоил только Купер.
 Только он и никто больше. Теперь же можно вести речь и о других, о тебе в 
частности. Ты же струсил, что не выдержись, расколешься... Боишься, как бы 
следователь не заставил запищать. Вот потому и крутишься, ищешь, как бы сухим 
из воды выйти. А от меня-то тебе чего надо? Уж не думаешь ли ты, что сержант 
Мидберри сей же момент все бросит и кинется тебя выручать? Что я приму твою 
сторону против сержанта Магвайра? На это рассчитываешь? 
— Да нет, сэр, не думаю... Просто я... 
— Просто зашел на огонек? Посоветоваться? Так, да? 
— Так точно, сэр! 
— Добро! Тогда я дам тебе совет. Дельный и надежный: ни в коем случае не 
раскрывай рта. Ни при каких обстоятельствах! Будь нем как рыба, и все будет в 
порядке. Вот и все. Это и для тебя, и для всех нас единственный [273] выход. 
Держи, парень, язык за зубами и делай то, что велено. Согласен? 
* * * 
«Здесь-то я и допустил свою роковую ошибку, — подумал Уэйт. — Именно здесь 
всплыло наружу, что у меня, оказывается, тонка кишка. Мне бы промолчать, 
рявкнуть проверенное «Так точно, сэр», да и отваливать побыстрее, прочно 
зарубив себе на носу все, что было сказано. А меня черт дернул задать еще один 
вопрос, потом еще. Мидберри взбеленился, принялся орать, а я опять с вопросом. 
Будто какая-то нечистая сила тянула за язык. Вот и доспрашивался! Теперь 
Магвайр мне ответит. От него пощады не жди. Сейчас на куски начнет резать... » 
— ... Так ты все же скажи мне, червяк паршивый, и скажи честно и напрямик, — 
тихо заговорил штаб-сержант, — что ты все-таки из себя строишь? Какого черта, 
подонок несчастный, ты вбил себе в дурацкую башку, что можешь учить нас, 
сержантов, как взводом управлять? 
— Сэр, но я совсем не собирался... — Уэйт лихорадочно пытался придумать хотя бы 
один довод, который помог бы убедить этого страшного человека в его 
невиновности. Надо же как-то объяснить, рассказать, что у него на душе. — Я 
просто чувствую, сэр... Я хотел сказать, что по-моему... Что сержант-инструктор.
.. то есть, что он, сэр... Ну, мне кажется, что неправильно было заставлять 
Дитара ползать на четвереньках... и что он поэтому разодрал себе коленки и 
попал в лазарет... 
— А про Купера что? 
— Я не понимаю, сэр. 
Ну и дерьмо же! Да я говорю, что, мол, история с Купером... Это как тебе? 
Нравится? 
— Никак нет, сэр. 
— Значит, будь ты на моем месте, ты бы уж этого не допустил? 
— Никак нет, сэр. 
— Ишь ты! Не допустил бы... 
Магвайр пристально поглядел Уэйту в лицо, постоял несколько минут, потом обошел 
вокруг стоявшего по стойке «смирно» солдата и вдруг резко размахнулся и сильно 
ударил его кулаком в лицо. Уэйт отшатнулся, попытался закрыть лицо руками, 
[274] но тут же опомнился, опустил их и вновь застыл навытяжку. Он знал, что 
ему все равно ни за что не справиться с сержантом. 
— Так как бы ты поступил, червячина поганая, с Купером? Поди, не стал бы его 
бить, верно? 
— Никак нет, сэр. 
— А сержант-инструктор, стало быть, бил. Так ведь? 
Уэйт не знал, что ответить. Магвайр угрожающе застыл перед ним, молчать было 
страшно, кто знает, что он еще выкинет. Но и отвечать тоже опасно. Солдат 
напряженно молчал. И тогда сержант снова с силой ударил его в лицо. Уэйт 
принимал удары не шелохнувшись, будто били не его, а кого-то другого. В комнате 
воцарилась гнетущая тишина, только слышалось хрипловатое дыхание Магвайра да 
скрип его ботинок — сержант отошел от своей жертвы и прохаживался снова взад и 
вперед по комнате. 
Мысли Уэйта неожиданно возвратились в кубрик. «Они там все спокойно себе спят, 
— подумал он. — Никому и в голову не придет, что тут творится». «Твое дело 
молчать, не раскрывать рта и делать то, что велено», — вспомнились слова 
Мидберри. «И зачем я только ослушался сержанта, не последовал его совету? Сам 
накликал на себя беду и выхода теперь не вижу. А что дальше будет? Вот уж дурак 
так дурак. Спал бы себе сейчас спокойно на койке и горя не знал. Вот уж