дья.  Был и доктор
Женаро,  адвокат Бадаро,  это он и привез газету. Доктор Женаро был не
таким  блестящим  адвокатом,  как  Руи:  он  не умел произносить столь
красивых речей,  но зато отлично знал все запутанные статьи  закона  и
умел  их  обойти.  Поэтому  Синьо  Бадаро  предпочитал  его  любому из
адвокатов Ильеуса.  Синьо Бадаро улыбнулся Дамиану  и  представил  его
присутствующим:
     - Вот это чудовище, полюбуйтесь...
     Так как Синьо Бадаро при этом засмеялся,  то и Дамиан расплылся в
невинной улыбке;  его  красивые  белые  зубы  ярко  блестели  на  фоне
широкого  черного  лица.  Пьяный судья весело расхохотался,  но доктор
Женаро еле улыбнулся, было такое впечатление, что он это сделал просто
из вежливости. Синьо Бадаро продолжал, обращаясь теперь к Дамиану:
     - Ты знаешь,  негр,  что тобой  занялись  столичные  газеты?  Они
говорят,  что  во  всем  нашем  крае  нет лучшего убийцы,  чем Дамиан,
наемник Синьо Бадаро.
     Он сказал это гордо, и Дамиан тоже самодовольно ответил:
     - Да,  это верно,  сеньор.  Я не знаю человека,  который стреляет
лучше меня,- и он снова самодовольно засмеялся.
     Доктор Женаро,  пытаясь скрыть  недовольство,  налил  себе  вина.
Судья смеялся вместе с Синьо Бадаро. Плантатор прочел Дамиану газетное
сообщение,  но тот понял его только наполовину - в  нем  было  слишком
много трудных для него слов. Однако он был удовлетворен, так как Синьо
Бадаро крикнул:
     - Дона Ана! Дона Ана!
     Дочь пришла из кухни, где она руководила приготовлением завтрака;
это была смуглая, крепкая девушка, настоящий дикий лесной цветок.
     - Что, папа?
     Судья посматривал    на   нее   с   вожделением.   Синьо   Бадаро
распорядился:
     - Возьми  из  шкатулки пятьдесят мильрейсов и дай Дамиану.  О нем
уже пишут в газетах...
     Потом он отпустил негра, и беседа в столовой продолжалась. Дамиан
отправился в  Палестину,  чтобы  истратить  там  полученные  деньги  с
проститутками.  Всю  ночь  он  им  хвастался,  что  одна из газет Баии
назвала его самым метким стрелком во всем этом крае.
     Вот почему человек пришпорил осла,  узнав Дамиана.  Он знал,  что
выстрел негра - это верная смерть,  знал,  что наемник Синьо Бадаро  -
бандит,  пользующийся безнаказанностью, потому что полиция для него не
существовала.  Судья был ставленником Бадаро,  и они даже засадили для
него  плантацию.  Бадаро  заправляли  местной  политической жизнью.  И
правосудие было в их руках.  Когда  человек  пришпорил  осла,  Вириато
весело рассмеялся. Но негр Дамиан остался серьезен, и мулат повторил:
     - Я тебя, братец, не узнаю...
     Дамиан тоже  не  узнавал себя.  Много раз он уже бывал в засадах,
поджидал людей,  чтобы убить их.  А сегодня он  чувствовал  себя  так,
будто делал это в первый раз.
     Они подошли к  тому  месту,  где  дорога  раздваивалась.  Вириато
настаивал:
     - Так что же, не хочешь держать пари, негр?
     - Я уже сказал, нет.
     Они разделились. Вириато удалился насвистывая.
     Настала ночь,  в небе поднималась луна.  Хорошая ночь для засады!
Дорога теперь была видна как днем.  Негр Дамиан направился к тропинке,
он  знал  там  хорошее  место для засады.  Развесистая жакейра на краю
дороги как будто нарочно была посажена для того,  чтобы  прятаться  за
нее  и  стрелять  в проходящего человека.  "Никогда я еще ни в кого не
стрелял из-за этого дерева",  - подумал Дамиан.  Он  шел  грустный:  с
веранды он слышал разговор братьев Бадаро.  Этот разговор и взволновал
его.  Сердце невинного негра  сжалось.  Никогда  еще  негр  Дамиан  не
чувствовал себя так скверно.  Он не понимал,  в чем дело;  ведь у него
ничего не болело,  он был здоров,  и все же он  чувствовал  себя  так,
словно заболел.
     Если бы раньше кто-нибудь сказал ему, что страшно сидеть в засаде
в  ожидании  человека,  которого  ты  должен  убить,  он  бы просто не
поверил.  В его невинном сердце не было злобы. Дети на фазенде обожали
негра  Дамиана:  он  сажал самых маленьких на плечи,  лазил для них за
плодами на высокие жакейры,  пробирался за связками золотистых бананов
в заросли,  где обитали змеи, ребят постарше катал на смирных лошадях,
водил всех купаться на речку,  учил плавать. Дети его обожали, для них
не было никого лучше негра Дамиана.
     Убийство было  его  профессией.  Дамиан  не  знал  даже,  как  он
собственно начал.  Полковник приказывает - он убивает. Дамиан не знал,
скольких он уже отправил на тот свет: он не умеет считать дальше пяти,
и  то только по пальцам.  Да это его и не интересует.  Он ни к кому не
питает ненависти,  никому никогда не сделал зла.  По крайней мере, так
он  думал  до  сегодняшнего дня.  Почему же все-таки сейчас у него так
тяжело на сердце,  словно он  болен?  Он  добродушен  при  всей  своей
грубости;  если  на фазенде заболевает работник,  тотчас же появляется
Дамиан - он развлекает больного,  учит составлять  снадобья  из  трав,
зовет к нему знахаря Жеремиаса.
     Иногда коммивояжеры,  останавливавшиеся в каза-гранде, заставляли
его  рассказывать  о  сове