пичной куклы. Каза-гранде была закрыта навсегда,
хозяева  никогда  больше  туда  не  возвращались,  на верандах выросла
трава,  она забралась и на кухню.  И  проходя  близко  от  дома,  люди
слышали теперь шипение змей, свивших себе там гнезда.
     Жоана кончила свой рассказ,  выпила еще глоток кашасы,  сплюнула,
поискала глазами Эстер.  Но ее уже не было:  она убежала домой к сыну,
как будто тоже потеряла рассудок.
     Сейчас, сидя  на  веранде,  где  беззаботно играет солнце,  Эстер
вспоминает  те  ужасные  ночи.  Лусия  писала  ей  из  Парижа  письма,
приходившие  месяца  через три.  В них она говорила об иной жизни,  об
иных людях,  об иной цивилизации и праздниках.  Здесь же  были  только
ночи,  окруженные лесом,  бурями и змеями. Ночи, чтобы оплакивать свою
несчастную  судьбу.  Сумерки,  сжимавшие  сердце,  отнимавшие   всякую
надежду.  Надежду  на  что?  Все ведь в ее жизни было уже окончательно
решено...
     Она плакала  и  в  другие  ночи.  Плакала,  когда,  видела Орасио
выезжающим во главе  своих  жагунсо  в  какую-нибудь  экспедицию.  Она
знала, что в эту ночь где-то прогремят выстрелы, знала, что люди умрут
за свой клочок земли,  что фазенда Орасио, которая была и ее фазендой,
увеличится  еще на какой-то участок леса.  Лусия писала ей из Парижа о
балах в посольстве,  о театрах и концертах.  Здесь же в их доме  рояль
тщетно  ожидал  настройщика,  который,  вероятно,  так  никогда  и  не
появится.
     О эти   ночи,  когда  Орасио  выезжал  во  главе  своих  людей  в
вооруженные экспедиции!  Иногда после его отъезда Эстер ловила себя на
том,  что думала о смерти Орасио...  Если бы он умер...  Тогда фазенды
будут принадлежать ей одной.  Она передаст их отцу,  чтобы он управлял
ими, и тут же уедет... Она отправится в Европу, отыщет Лусию... Однако
эта мечта недолго тешила ее.  Для Эстер Орасио был бессмертен,  он был
господин,  хозяин,  полковник... Она знала наверняка, что умрет раньше
него... Он распоряжался землей, деньгами, людьми. У него было железное
здоровье;  он  никогда не болел;  пули,  казалось,  тоже знали его и в
страхе отскакивали...  Поэтому она не  убаюкивала  себя  этой  мечтой,
такой дурной и вместе с тем такой прекрасной... У нее не было никакого
выхода,  не было надежды.  Значит,  такова ее судьба.  Между тем какая
девушка в Ильеусе не завидовала ей? Ведь она - дона Эстер, жена самого
богатого  человека  в   Табокасе,   политического   деятеля,   хозяина
бескрайних   земель,   засаженных   какао,   и   огромных  пространств
девственного леса...
     Орасио подходит к гамаку.  Эстер едва успевает вытереть слезы. Он
принес ей первый плод с новой плантации. Полковник улыбается.
     - Плантация начинает плодоносить...
     Он останавливается,  не понимая,  почему она плачет. Сначала даже
рассердился.
     - Какого чорта ты ревешь?  Разве при твоей  жизни  плакать  надо?
Разве ты не имеешь все, что бы ты не пожелала? Чего тебе не хватает?
     Эстер сдерживает рыдание:
     - Это пустяки... Так просто... глупость...
     Она берет плод - знает,  что это обрадует мужа. Орасио уже весело
и счастливо улыбается,  взор его скользит по ее телу.  Эстер и какао -
вот все,  что он любит.  Он  присаживается  рядом  с  ней  в  гамак  и
спрашивает:
     - Что же ты плачешь, дурочка?
     - Я уже больше не плачу...
     Орасио задумывается,  потом,  устремив взор в сторону плантаций и
держа в мозолистой руке плод какао, говорит:
     - Когда мальчик вырастет,  - он всегда называл сына мальчиком,  -
здесь всюду должны быть плантации.  Все должно быть обработано...  - И
после минутной паузы продолжает:  - Моему сыну не придется прозябать в
дебрях, как нам. Я пущу его по политической части: он станет депутатом
и губернатором. Ради этого я и делаю деньги.
     Он улыбается Эстер, проводит рукой по ее телу. Потом замечает:
     - Вытри глазки,  закажи хороший обед,  сегодня  у  нас  в  гостях
доктор  Виржилио  -  это  новый  адвокат  в  Табокасе,  он  пользуется
покровительством  доктора  Сеабры.  Приоденься.  Надо  показать  этому
молодцу, что мы не какие-нибудь дикари...
     И он смеется своим коротким, сухим смехом. Затем, оставив Эстер с
плодом  какао  в руках,  уходит отдать распоряжения работникам.  Эстер
задумывается о предстоящем обеде с  каким-то  адвокатом,  похожим,  по
всей  вероятности,  на  доктора  Руи,  который  обычно  напивается и к
десерту  начинает  плевать  по   сторонам   и   рассказывать   сальные
анекдоты...  А Лусия пишет из Парижа о праздниках и театрах, о нарядах
и банкетах...

5

     Два человека переступили порог, один из них - негр - спросил:
     - Вы нас звали, полковник?
     Жука Бадаро хотел было предложить им войти,  но брат жестом велел
подождать  на  веранде.  И  они послушно уселись на деревянную скамью.
Жука ходил по зале, покуривая сигарету. Он ждал, чтобы брат заговорил.
Синьо  Бадаро,  глава  семьи,  отдыхал  в  высоком австрийском кресле,
представлявшем контраст не только с остальной  мебелью  -  деревянными
скамьями,  плетеными  стульями,  гамаками  по углам,  - но и с грубыми
выбеленными стенами.  Часы в столовой пробили  пять.  Синьо  Бадаро  о
чем-то размышлял,  полузакрыв г