ся казаться опечаленным,  в особенности перед Эстер,  у  которой
было  усталое  и  подавленное  лицо.  Полковник  лежал  на белоснежных
простынях,  одетый в свою неизменную ночную рубашку,  Эстер сидела  на
постели мужа,  держа его за руку.  Орасио никогда не был так счастлив,
как к концу болезни,  когда почувствовал  всю  преданность  жены.  Это
наполняло  его гордостью;  он отдавал распоряжения работникам,  Манеке
Дантасу и Бразу,  которые навестили его в этот день.  Виржилио вошел в
комнату, наклонился над кроватью, обнял полковника, холодно пожал руку
Эстер, которая выделялась на фоне этой мрачной комнаты, поздоровался с
Манекой Дантасом, поздравил Жессе "с его чудом". Но Орасио рассмеялся:
     - Кроме бога,  я обязан спасением ей, - и он показал на Эстер. Он
тут  же  извинился  перед  доктором Жессе:  - Конечно,  вы,  друг мой,
сделали все,  что могли - лекарства, лечение, чорт знает что еще... Но
если  бы  не  она,  не  спавшая  все  это время,  я не знаю,  как бы я
выпутался...
     Эстер встала и вышла из комнаты.  Виржилио присел на постель,  на
теплое место,  которое только что занимала его любовница,  и  внезапно
его  охватила  злоба против Орасио.  Он не умер...  О,  если бы он мог
приказать его убить!..
     В течение  нескольких  минут  Виржилио  сидела  молча,  отдавшись
целиком  своим  мыслям.  Понадобился  вопрос  Манеки  Дантаса,   чтобы
привлечь его внимание к беседе:
     - А ваше мнение, доктор?
     Виржилио встретился с Эстер позднее, на фазенде. Она обняла его и
зарыдала:
     - Ты считаешь,  что я не должна была так поступать?  Но ведь я не
могла иначе.
     Это тронуло   его,  он  приласкал  поверх  платья  любимое  тело.
Поцеловал ее глаза, щеки и вдруг тревожно вскрикнул:
     - У тебя жар!
     Эстер сказала,  что нет: это просто от усталости. Она расцеловала
его,  попросила  остаться  на  ночь.  Она сумеет под предлогом хлопот,
связанных  с  уходом  за  больным,  забежать   к   нему   в   комнату.
Взволнованный,  Виржилио обещал,  ведь он так соскучился по ее ласкам.
Он расстался с ней,  лишь когда они увидели на  дороге  приближающихся
рабочих.
     Но за обедом Эстер почувствовала себя  плохо:  она  на  могла  ни
сидеть,  ни есть.  Пожаловавшись на озноб, выбежала из-за стола, у нее
началась тошнота.  Виржилио,  сильно побледнев,  повернулся к  доктору
Жессе:
     - Она заразилась лихорадкой!
     Врач встал, пошел за Эстер, она заперлась в ванной. Виржилио тоже
поднялся,  он почти не обращал внимания на  Манеку  Дантаса  и  Браза.
Остановился  рядом с врачом в коридоре.  Эстер открыла дверь,  глаза у
нее были воспалены. Виржилио схватил ее руку.
     - Что с тобой?
     Она нежно улыбнулась ему, слегка пожав руку:
     - Ничего...  Только  я  не  могу  стоять на ногах.  Пойду немного
прилягу. Я вернусь попозже...
     Она отдала  распоряжение  служанке,  затем направилась в комнату,
где должен был в  эту  ночь,  такую  далекую  от  первого  приезда  на
фазенду, спать Виржилио, и улеглась на кровать. Он остался в коридоре,
заглядывая оттуда в комнату.  Доктор Жессе, попросив разрешения, вошел
за  нею и закрыл дверь.  Орасио,  лежавший в комнате по другую сторону
коридора,  поинтересовался,  кто там,  что за шум?  Виржилио  вошел  к
полковнику и прерывающимся голосом объявил:
     - Она заразилась лихорадкой...
     Он хотел что-то добавить и не мог,  остановился, глядя на Орасио.
Полковник широко раскрыл глаза,  полуоткрыл рот,  он тоже хотел что-то
сказать  и  тоже  оказался  не в состоянии.  Он был похож на человека,
который падает и не видит ничего,  за что можно  было  бы  ухватиться.
Виржилио  захотелось обнять его,  вместе посетовать на судьбу,  вместе
поплакать, потому что несчастье постигло их обоих...

9

     Все в Ильеусе были одного мнения: Бадаро имели явное преимущество
в   борьбе  за  Секейро-Гранде.  Это  утверждали  не  только  кумушки,
сплетничавшие в  церковных  приделах.  Сведущие  люди  в  барах,  даже
адвокаты  в  суде  сходились на том,  что братья Бадаро почти одержали
победу,  чему  в  значительной  мере  способствовала  болезнь  Орасио.
Судебный   процесс  был  приостановлен  после  нескольких  ходатайств,
поданных Женаро и удовлетворенных судьей. Жука Бадаро вступил в лес и,
прорубив  просеки  в  зоне,  граничащей  с  фазендой Санта-Ана,  начал
выжигать деревья.
     Правда, то   и   дело   возникала   перестрелка   и   происходили
столкновения. Полковник Манека Дантас, с одной стороны, и Жарде, Браз,
Фирмо,  Зе  да  Рибейра  и  другие соседние землевладельцы - с другой,
делали все от них за