сные, с риском.
     - Ты   должен   устроить   свою  жизнь.  Когда-нибудь  ты  можешь
понадобиться мне.
     - У тебя хороший муж. Гума - парень что надо.
     - Но он может погибнуть.  - Она ударила  себя  по  губам,  словно
загоняя назад вырвавшееся слово. - Тогда только ты один сможешь помочь
мне, - она опустила голову, - мне и сыночку...
     Родолфо повернул  голову.  Он  стоял  спиной,  только  лицо  было
вполоборота обращено к ней.
     - Я  расскажу  тебе  все.  Знаешь,  почему  я  не приехал на твою
свадьбу? Я собирался, но надо было хоть сколько-нибудь деньжат добыть.
Для подарка тебе.  У меня,  как на грех,  ни гроша не оказалось. Вижу,
полковник идет,  толстый,  словно  заспанный,  ну,  думаю,  у  него  в
карманах  не  пусто.  -  Он  помолчал  секунду.  Казалось,  он  просил
прощения:  - Я только хотел тебе часы купить.  В витрине одной лавки я
такие  красивые  часики  высмотрел.  Когда  я  опомнился,  толстяк уже
схватил меня за руку, а рядом стоял полицейский. Ну, пришлось отсидеть
в коптелке несколько месяцев... Потому я и не приехал...
     - Не нужен мне был подарок, ты мне был нужен
     - Даже с пустыми руками?  Ну,  ты просто святая.  Не знаю, что за
штука со мной происходит,  но таков уж я есть,  ничего  не  поделаешь.
Однако если я тебе когда-нибудь понадоблюсь...
     Она подошла и прижала к себе голову брата.  Он был такой усталый,
такой  беспокойный.  Гума все не приходил.  Она теперь страшилась и за
мужа и за брата.  Родолфо приехал неспроста:  была  какая-то  причина,
которой она не знала и которой он не захотел раскрыть ей. Вероятно, он
приехал просить денег,  у него,  наверно,  ни гроша в кармане, ведь он
совсем недавно вышел из тюрьмы...  Он лег на циновку,  расстеленную на
полу,  и растянулся,  подложив  руки  под  голову.  Волосы,  тщательно
расчесанные, блестели от дешевого брильянтина. Ливия опустилась на пол
рядом с ним,  и он положил голову ей на колени. Она тихо погладила его
голову,  усталую голову, полную воспоминаний об опасных приключениях и
рискованных кражах,  и запела колыбельную песню.  Она укачивала брата,
как  стала  бы  укачивать  сына.  Брат был вор и мошенник.  Он вымогал
обманом деньги,  продавал несуществующие земли,  метал банк в  игорных
домах с дурной славой,  скрывался невесть где и якшался невесть с кем,
пускал  даже  в  ход  кинжал,  чтобы  припугнуть  прохожего  с   тугим
бумажником  в  кармане.  Но  сейчас  он  тихо  дремал на циновке и был
невинен и чист,  как ребенок, которого Ливия носила под сердцем. И она
пела  над  ним колыбельную,  как над ребенком,  как над новорожденным,
уснувшим у нее на коленях.
     Было уже   больше  одиннадцати,  когда  возвратился  Гума.  Ливия
осторожно опустила на циновку голову брата и побежала навстречу  мужу.
Он объяснил,  почему задержался, - очень долго грузились в Мар-Гранде.
Услышав голос зятя, Родолфо проснулся.
     Они обнялись.  Гума пошел за графином, выпить по стаканчику. Чтоб
отметить приезд Родолфо,  объяснял он,  расставляя стаканы, в то время
как вода стекала с него ручьями.
     - Промок до нитки.
     Ливия поставила перед Гумой обед.  Родолфо сел за стол, придвинул
к себе стакан с водкой.  Гума быстро уписывал рыбу,  проголодавшись за
долгий  день.  Он  улыбался  то жене,  то гостю,  весело показывая ему
вытянутыми губами на живот Ливии.  Родолфо посмотрел.  Смотрел  долго.
Покачал  головой  в  ответ  на свою какую-то мысль,  пригладил волосы,
выпил остаток из своего стакана.
     - Ну, я двинулся.
     - Уже? Так рано?
     - Я только приехал повидать вас...
     - Но ведь ты хотел поговорить с Гумой, - промолвила Ливия.
     - Да  нет,  я  просто  хотел  повидать  его,  столько  времени не
виделись.
     - Надеюсь, теперь ты уже не забудешь дорогу к нашему дому...
     Родолфо засмеялся.  Надвинул  на  лоб  шляпу,  бережно   подобрав
тщательно расчесанные пряди, вынул из кармана зеркальце, посмотрелся в
него, приветливо махнул рукой на прощанье и вышел, насвистывая.
     Ливия сказала задумчиво.
     - Да нет,  у него было к тебе какое-то дело.  Видно,  денег хотел
попросить.
     Гума отставил тарелку и крикнул в окошко:
     - Родолфо! Родолфо!
     Тот уже  заходил  за  угол,  но  вернулся.  Подошел  к   дому   и
остановился под окном. Гума, понизив голос, спросил:
     - Ты,  верно,  без гроша? Об этом ты хотел говорить со мной, а? Я
тебе наскребу сколько-нибудь.
     Родолфо положил  руку  на  плечо  друга,  задумчиво   разглядывая
татуировку на его руке.
     - Не об этом речь... - Он вынул из кармана деньги и показал Гуме:
- Я сейчас богат.
     - Так в чем же дело?
     - Да так,  парень.  Ничего.  Просто я приехал повидать вас обоих.
Серьезно.
     Он снова   махнул   на  прощанье  и  пошел  прочь  от  дома.  Шел
посвистывая,  но мысли его упорно возвращались к одному и тому же.  Он
думал о деле, которое намеревался было предложить Гуме, из-за которого
и приехал.  Одно из тех рискованных дел, к каким он-то, Родолфо, давно
привык.  Дело,  которое  могло  дать  им обоим легкие и притом немалые
деньги.  А могло  и  привести  за  решетку...  Он  прикусил  аккуратно
подстриженный  ус  и  принялся свистеть громче прежнего.  Ливия просто
святая.  А у него,  Родолфо,  скоро будет племянничек.  Он  улыбнулся,
вообразив  себе  личико младенца,  только что с плачем появившегося на
свет.  Поддал ногой камешек с дороги  и  подумал,  что  теряет  весьма
выгодное дельце.  Но вдруг он забыл обо всем,  забыл, что от выгодно