Дулсе тоже не до конца  понимала,  почему  он
все-таки  живет  именно здесь,  будучи состоятелен и уважаем в богатых
кварталах города.  Одевался он в поношенное платье,  без  галстука,  и
когда  ему  не  надо  было  идти к больным (многих из которых он лечил
бесплатно),  то все больше сидел у окна,  курил трубку  и  смотрел  на
вечно новую панораму моря.
     Люди с пристани по  вечерам  заходили  к  нему  послушать  радио,
музыку  из других стран,  завлекавшую воображение.  Они уже привыкли к
своему доктору и смотрели на толстые,  нарядные книги  как  на  друзей
(поначалу  они побаивались этих книг,  служащих преградой между ними и
доктором Родриго) и почти всегда кончали тем,  что выключали  радио  и
сами пели для доктора свои любимые песни моря.
     Его жизнь на побережье,  среди моряков,  целиком отданная им,  не
была  тайной для одного лишь старого Франсиско,  как-то раз сказавшего
ему:
     - Ваш отец был моряком, правда ведь, доктор Родриго?
     - Насколько мне известно, нет, Франсиско.
     - Значит, дед...
     - Деда  я  не  знал,  а  отец  как-то  не  нашел  времени  о  нем
рассказать, - улыбался Родриго.
     - Моряком был,  - уверял Франсиско.  -  Я  знал  его.  Командовал
большим кораблем. Хороший человек. Все в округе его любили.
     И Франсиско был искренне убежден,  что  действительно  знал  деда
Родриго,  несмотря  на  то,  что сам только что выдумал это.  Отсюда и
пошел  этот  слух,  которому  все  верили:  что  Родриго  -  из  семьи
потомственных моряков.  И все ждали, что в один прекрасный день доктор
Родриго женится на учительнице Дулсе.  Они встречались,  прогуливались
вместе, беседовали... Но никогда не возникал у них разговор о свадьбе.
Однако  на  побережье  все  ждали  этой  свадьбы  и   даже   обсуждали
подробности  праздника.  А  самые  близкие  друзья доктора иногда даже
позволяли себе некоторые намеки,  но Родриго только улыбался, сжимался
как-то,  словно стараясь плотнее укрыться в свое поношенное платье,  и
менял тему разговора.  И возвращался к своим книгам,  к своим  больным
(особенно  один  чахоточный  мальчик занимал его мысли и почти все его
время) и к созерцанию моря.
     Вначале доктор Родриго часто бывал в городе. Он надеялся, что его
предложения о гигиенических мерах по улучшению  жилищ  моряков  найдут
отклик.  Потом перестал бывать. Дона Дулсе все ждала чуда. Придет чудо
- и тогда жизнь на побережье станет прекрасной. И тогда доктор Родриго
сможет  писать о море стихи поистине прекрасные,  столь же прекрасные,
как и само море.

     Гума входит в комнату, служащую доктору приемной, Толстая женщина
стоя слушает жалобы матери чахоточного мальчика, которого та держит за
руку.  Мальчик худенький, кожа да кости, все время кашляет, и кашель у
него такой сильный,  что вызывает слезы на глаза. Молоденькая девушка,
сидящая в углу, с ужасом смотрит на него и закрывает рот платком. Мать
мальчика рассказывает:
     - Иной раз думаю,  прости меня господи, - и она бьет себя ладонью
по  губам,  -  что  лучше  б  было,  коли  бог забрал бы его к себе...
Страданье-то какое...  Для всех нас страданье.  Всю-то  ночь  кашляет,
кашляет,  конца не видно...  Какая ж ему,  бедняжечке, радость в жизни
дана,  раз он и играть-то с другими детьми не может?  Иной раз  думаю:
помоги  нам  господи,  возьми его от нас...  - Она проводит рукавом по
глазам и плотней застегивает курточку на  малыше,  который  кашляет  и
кажется далеким, далеким от всего, что происходит.
     Толстая женщина  сочувственно  кивает  головой.  Девушка  в  углу
спрашивает:
     - Когда же он заболел?
     - Да  вот  простудился,  потом  все  хуже  и  хуже,  так и впал в
чахотку...
     Толстая женщина советует:
     - А вы не хотите свести его к отцу Анселмо? Говорят...
     - Да уж водила... Не помогает... Доктор Родриго уж так заботится,
ровно отец родной...
     - Иеманжа хочет взять его к себе, - заключает толстая женщина.
     Гума спрашивает:
     - Доктор Родриго скоро освободится, Франсиска?
     - Не знаю,  Гума.  Там у него Тибурсио,  он ранен в ногу...  А вы
что, больны?
     - Нет. У меня дело к нему...
     Мальчик снова принялся кашлять. Толстая женщина обращается теперь
к Гуме:
     - Вы ведь знаете Мариану, да? Жену Зе Педриньо?
     - А-а, знаю.
     - Так  у  нее  тоже  была чахотка.  Высохла,  как треска сушеная.
Харкала кровью так,  что казалось,  вот-вот сердце выхаркает. Так вот,
отец Анселмо дал питье, все как рукой сняло.
     - А моему Мундиньо не помогло.  Отец Анселмо даже сам посоветовал
обратиться  к  доктору  Родриго.  Доктор  сделал все,  что только мог.
Видно, нет надежды...
     Дверь комнаты,  служащей кабинетом,  отворилась,  Тибурсио вышел,
прихрамывая.  Доктор  показался  на  пороге  в  белом  халате.  Худое,
костистое лицо его было серьезно. Поздоровался с Гумой:
     - Заболел, Гума?
     - Мне нужно поговорить с вами, доктор. Дело очень срочное.
     - Войдите. - Он обернулся к женщинам: - Подождите немног