ы писать о всяких пустяках.

Спеши наполнить, горец, закрома,
Уходит осень – впереди зима.

* * *

Шептал я белой ночью в Ленинграде
В тот час, когда едины тьма и свет,
О, почему, скажите бога ради,
У нас в горах такого чуда нет?

Так я шептал, и вдруг передо мною
Восстало время давнее из мглы,
Когда мы молодые шли с тобою
И были ночи вешние белы.

И белый свет моих воспоминаний
Лег на весенний Ботлих и Хунзах.
В снегах вершины, склоны гор в садах,
Кругом бело, и мы с тобой в тумане,

Есть ночи белые и в Дагестане, –
Не потому ль они в моих глазах?

* * *

Жизнь, что ни день, становится короче,
И кредитор наш, не смыкая глаз,
Неся в своем хурджуне дни и ночи,
Все, что должны мы, взыскивает с нас.

Пишу ль, любуюсь высью ли лазурной,
Всему ведет он, скряга, точный счет,
А жизнь – река, и над рекою бурной
Мосты он за моей спиною жжет.

А я прошу: заимодавец грозный,
Бери назад земные все дары,
Лишь час свиданья с милой, час мой поздний
Не обрывай внезапно до поры.

Но катится моя арба с горы.
Мой кредитор мольбы не слышит слезной.

* * *

Мне все чего-то хочется давно.
Не этого и не того – другого,
Неведомого, странного, такого,
Что только мне найти и суждено.

Все надоело, что давно готово,
Что испокон веков заведено.
Другой хочу я музыки и слова,
Что не было досель изречено.

Но понял я: чтоб отыскать все это,
Не надо отправляться никуда.
Все чудеса под боком, а не где-то,
И стоит лишь не пожалеть труда.

И я тебя, хоть обошел полсвета,
Нашел не где-то, а в родном Цада.

* * *

Я признаюсь: мне кажется порою,
Как будто мы с тобой воскрешены
Из повестей старинных, где герои
Погибнуть от любви обречены.

Любовь своей затягивает сетью,
Она огнем того, кто любит, жжет.
Влюбленный лебедь долго не живет,
Живет лишь злобный ворон три столетья.

Стать старым лебедю не суждено,
Но он любя живет свой век недлинный,
И, заливаясь песней лебединой,
Он ворона счастливей все равно,

Хоть три столетья ворону дано
Жить в этом мире, тешась мертвечиной.



* * *

Бы