| |
Здесь же скончалась и ты, Энея кормилица, чтобы
Память навек о себе завещать побережиям нашим:
Место, где прах твой зарыт, сохраняет имя Кайеты,
Чтят гесперийцы его; так не это ли славой зовется?
5 Благочестивый Эней, совершив обряд погребальный,
Холм насыпал над ней и, когда успокоилось море,
В путь поспешил на всех парусах и гавань покинул.
Ветер в ночи понес корабли, и луна благосклонно
Свет белоснежный лила и дробилась, в зыбях отражаясь.
10 Плыл вдоль берега флот, минуя царство Цирцеи,
Где меж дремучих лесов распевает денно и нощно
Солнца могучая дочь и, в ночную темную пору,
В пышном дворце, засветив душистый факел кедровый,
Звонкий проводит челнок сквозь основу ткани воздушной.
15 С берега львиный рык долетает гневный: ярятся
Звери и рвутся с цепей, оглашая безмолвную полночь;
Мечется с визгом в хлеву свиней щетинистых стадо,
Грозно медведи ревут, завывают огромные волки,–
Все, кого силою трав погубила злая богиня,
20 В диких зверей превратив и обличье отняв человека.
Чтобы Цирцеи волшба не коснулась троянцев, чтоб волны
К берегу их не снесли, не пригнали в опасную гавань,
Ветром попутным Нептун паруса энеадов наполнил,
Бег ускорил судов и пронес через бурные мели.
25 Море зарделось в лучах золотистой Авроры, сверкавших
С неба, где мчалась в своей колеснице алой богиня.
Ветер внезапно упал, дуновенья больше не морщат
Мраморной глади – одни с безветрием борются весла.
Видит с моря Эней берега, заросшие лесом,
30 И меж огромных дерев поток, отрадный для взора:
Это струит Тиберин от песка помутневшие воды
В море по склонам крутым. Над лесами стаи пернатых,
Что по речным берегам и по руслам вьют себе гнезда,
Носятся взад и вперед, лаская песнями небо.
35 Тотчас Эней повелел корабли повернуть и направить
К берегу; так он вошел, торжествуя, в тенистые устья.
Ныне о древних веках, Эрато, дозволь мне поведать,
О стародавних царях и о том, что в Лации было
В дни, когда с войском приплыл к берегам Авзонийским пришелец,
40 Также о том, отчего разгорелась распря впервые.
Ты певца вдохнови, о богиня! Петь начинаю
Я о войне, о царях, на гибель гневом гонимых,
И о тирренских бойцах, и о том, как вся Гесперия
Встала с оружьем в руках. Величавей прежних событья
45 Ныне пойдут чередой – величавей будет и труд мой.
Мирно старый Латин городами и нивами правил.
Фавну его родила лаврентская нимфа Марика,–
Так преданье гласит; был Пик родителем Фафна,
Пика отцом был Сатурн, положивший роду начало.
50 Волей богов не имел Латин мужского потомства,
После того как судьбой был похищен сын юный.
Дочь лишь была у него, наследница многих владений:
Стала невестой она, по годам созрела для брака,
Много из Лация к ней женихов и со всей Гесперии
55 Сваталось, прежде других – красотою всех превзошедший
Турн, могучих отцов и дедов славный потомок.
Юношу всем предпочла и мечтала царица скорее
Зятем сделать его – но мешали ей знаменья свыше.
Лавр посредине дворца стоял меж высоких чертогов,
60 Долгие годы храним и всеми чтим, как священный:
Сам Латин, говорят, когда клал основанья твердыни,
Дерево это нашел и его посвятил Аполлону,
Город же новый нарек по имени лавра Лаврентом.
Вдруг на вершину его,– и рассказывать дивно об этом! –
65 В воздухе путь проложив, прилетели с громким жужжаньем
Пчелы тучей густой, и, сцепившись ножками плотно,
Рой нежданный повис, точно плод, меж листьев на ветке.
Вмиг прорицатель изрек: "Я зрю иноземного мужа,
С той же он стороны, что и рой, сюда же стремится
70 С войском своим, чтобы здесь воцариться в твердыне высокой".
Факела чистый огонь к алтарям подносила однажды,
Стоя рядом с отцом, во дворце Лавиния-дева;
Тут привиделось им, будто длинные кудри царевны –
Чудо грозное! – вдруг охватило шумное пламя,
75 Следом убор занялся, занялся на челе самоцветный
Царский венец – и вот, золотым окутана дымом,
Сеет она Вулканов огонь по просторным палатам.
Дивное знаменье так всем на страх истолковано было:
Слава Лавинию ждет и удел высокий в грядущем,
80 Но принесет народу она великие войны.
Царь в тревоге спешит обратиться к оракулу Фавна,
Вещего старца-отца вопросить в лесу Альбунейском,
Самом большом из лесов, где звенит источник священный,
Воздух смрадом своих испарений густых заражая.
85 Вся Энотрия, все племена италийские в этот
Сходятся лес, чтоб сомненья свои разрешить. Если щедрый
Дар принесет в него жрец, и расстелит в ночи молчаливой
Жертвенных шкуры овец, и уснет на ложе овчинном,
Много узрит он во сне витающих дивных видений,
90 Будет многим внимать голосам, удостоен беседы
Вечных богов и теней, прилетевших из глуби Аверна.
Здесь и родитель Латин искал в тревоге ответа.
Сто тонкорунных заклал он сам овец по обряду,
Шкуры в лесу расстелил – и едва лишь возлег на овчинах,
95 Тотчас голос к нему долетел из чащи древесной:
"Дочери мужа найти, о мой сын, не стремись средь латинян,
С тем, кто избран тобой, не справляй задуманной свадьбы:
Зять из чужбины придет и кровью своей возвеличит
Имя наше до звезд, и к ногам наших правнуков общих
100 Будет повержен весь мир, и все, что видимо Солнцу
В долгом пути меж двумя Океанами,– им покорится".
Этих советов отца, что ему в ночи молчаливой
Фавном были даны, не таил Латин – и повсюду
Мчалась на крыльях Молва и о них городам авзонийским
105 Весть несла, когда флот потомков Лаомедонта
Встал на причал у крутых берегов, травою поросших.
Вышли с Энеем вожди и прекрасный Аскании на сушу,
Наземь легли отдохнуть в тени высокого бука.
Тут же друзья на траве расставляют для трапезы яства,
110 Их, как Юпитер внушил, разложив на лепешках из полбы,
Диких приносят плодов, на столы из хлеба кладут их...
Быстро скудный запас истребили троянцы, и голод
Их заставил доесть и Цереры дар необильный.
Только успели они хлебов, отмеченных роком,
115 Дерзкой коснуться рукой и вкусить от круглых лепешек,
Юл воскликнул: "Ну вот, мы столы теперь доедаем!"
Он пошутить лишь хотел,– но, услышав слово такое,
Понял Эней, что конец наступил скитаньям, и сыну
Смолкнуть велел, поражен изъявленьем божественной воли.
120 Тотчас: "Привет тебе, край, что судьбою мне предназначен! –
Молвит он.– Вам привет, о пенаты верные Трои!
Здесь наш дом и родина здесь! Вспоминаю теперь я:
Тайну судьбы мне открыв, завет оставил родитель:
"Если ты приплывешь на неведомый берег и голод
125 Вдруг заставит тебя поедать столы после пира,
Знай, что там обретешь пристанище ты, истомленный,
Первые там дома заложи и стены воздвигни".
Голод наш тем голодом был – последним из бедствий,
Нашим кладет он скитаньям конец.
130 Радуйтесь! Следует нам с лучами первыми солнца
В разные стороны всем разойтись от гавани, чтобы
Эти разведать места, разузнать о селеньях и людях.
Ныне Юпитеру вы сотворите из чаш возлиянье,
Снова налейте вина и Анхиза с мольбой призовите".
135 Молвив, себе увенчал он чело зеленой листвою,
Гения места призвал и первую между бессмертных
Землю, и нимф, и богов неизвестных покуда потоков,
После, порядок блюдя, он призвал Фригийскую матерь,
Бога Идейского, Ночь и ее восходящие звезды,
140 К матери в небе воззвал и к Анхизу во мраке Эреба.
Тут с небесных высот всемогущий светлый Родитель
Трижды удар громовой послал и руки мановеньем
Облако тевкрам явил, золотым осиянное светом.
Гул пробежал по троянским рядам: исполнились сроки,
145 Обетованная здесь воздвигнута будет твердыня.
Тевкры готовят пир, и, великому радуясь чуду,
Ставят кратеры они, вином их наполнив до края.
Только лишь день озарил лучами первыми землю,
Тевкры окрест разбрелись и вкруг стана разведали местность.
150 В этих топях – исток Нумиция, Тибром зовется
Эта река, и живет здесь отважное племя латинян.
Сын Анхиза тогда ото всех выбирает сословий
Сто послов и велит им взять увитые шерстью
Ветви Паллады с собой и пойти к чертогам владыки,
155 Дар отнести и мира просить для троянских пришельцев.
Без промедленья послы исполняют приказ и поспешным
Шагом пускаются в путь. А Эней воздвигает жилища,
Место для них над водой бороздой неглубокой наметив,
И, словно лагерь, дома частоколом и валом обводит.
160 Путь свой прошли между тем послы и увидели башни,
Кровель верхушки крутых и приблизились к стенам латинян.
Отроки там у ворот и юноши в первом расцвете
Гнали резвых коней, укрощая в пыли колесницы,
Лук напрягали тугой, метали гибкие дроты
165 И вызывали друзей потягаться проворством и силой.
Вдруг верховой гонец Латину доносит седому:
Прямо к столице идут мужи огромного роста
В платье неведомом. Царь велит в чертоги позвать их,
Сам же на отчий престол в срединном покое садится.
170 В городе был на вершине холма чертог величавый
С множеством гордых колонн – дворец лаврентского Пика,
Рощей он был окружен и священным считался издревле.
Здесь по обычаю все цари принимали впервые
Жезл и фасции, здесь и храм и курия были,
175 Здесь и покой для священных пиров, где, заклавши барана,
Долгие дни за столом отцы проводили нередко.
Дедов царственных здесь изваянья из кедра стояли
В должном порядке: Итал и отец Сабин, насадитель
Лоз (недаром кривой виноградаря серп у подножья
180 Статуи старца лежал); и Сатурн, и Янус двуликий
Были в преддверье дворца, и властителей образы древних,
Что за отчизну в бою получили Марсовы раны.
Здесь надо всеми дверьми прибито было оружье:
Взятые в плен колесницы видны, кривые секиры,
185 Копья, щиты, и ворот крепостных затворы, и ростры,
С вражеских сняты судов, и с мохнатою гривою шлемы.
Пик, укротитель коней, сидел в короткой трабее,
Щит священный держа и загнутый жезл квиринальский.
Страстной любовью к нему горя, превратила Цирцея,
190 Ядом сперва опоив и лозой золотою ударив,
В пеструю птицу его, по стволам стучащую громко.
Так изукрашен был храм, куда посланцев троянских
Царь латинский призвал, восседавший на отчем престоле.
С речью приветливой он обратился первый к вошедшим:
195 "Дайте ответ, дарданцев послы,– ведь и род ваш и город
Ведомы нам, и слышали мы, что сюда вы плывете,–
Что вам нужно? Зачем, какой гонимы нуждою
Вы через столько морей к берегам пришли Авзонийским?
Сбились ли вы с пути, принесла ли вас непогода
200 (Бури нередко пловцов застигают в море открытом),–
Если уж в устье реки вы зашли и в гавани встали,
То не презрите наш кров, дружелюбью латинян доверьтесь.
Мы справедливость блюдем не под гнетом законов: Сатурнов
Род добровольно хранит обычай древнего бога.
205 Помню я,– хоть молва с годами сделалась смутной,–
Так старики аврункские мне говорили когда-то:
Родом отсюда Дардан, что отплыл на Самое Фракийский
(Назван теперь Самофракией он) и добрался до Иды,
Начал отсюда он путь, из Корита в крае Тирренском,
210 Ныне же занял престол в чертогах звездного неба,
Свой прибавив алтарь к алтарям бессмертных высоким".
Илионей отвечал на эти речи Латину:
"Фавна царственный сын, не волна, не черная буря
К вашей земле подойти нас принудила натиском злобным,
215 Берег неведомый нас и светила с пути не сбивали:
Сами избрали мы путь и в твой город пришли добровольно,
Мы, изгнанники царств, которые в славе и блеске
Солнце видело встарь, восходя от края Олимпа;
Род от Юпитера наш, Юпитера племя дарданцев
220 С гордостью предком зовет, от высокой Юпитера крови
Царь наш рожден, троянец Эней, к тебе нас пославший.
Что за губительный вихрь поднялся в Микенах жестоких
И пролетел по Идейским полям, каким приговором,
Рок два мира столкнул – Европу и Азию – в битве,
225 Слышал и тот, кто живет в краю, где по кругу струится
Ток Океана, и тот, чье жилище в поясе пятом,
Меж четырех поясов простертом под солнцем жестоким.
Мы от потопа спаслись и, скитаясь по водным равнинам,
Малого просим клочка земли безопасной – приюта
230 Отчим богам, и воды, и воздуха – ими владеют
Равно смертные все. Мы для вас бесчестьем не будем,
Вы же славу навек стяжаете добрым деяньем;
Трою на лоно приняв, не раскается край Авзонийский.
Я Энея судьбой клянусь и могучей десницей,–
235 Ведома верность ее и отвага испытана в битвах,–
Много племен и народов чужих (презирать нас не должно,
Если с ветвями в руках и с мольбой на устах мы приходим)
Звали в свои нас края, чтобы мы среди них поселились,
Но веленья богов и судьба заставляли Энея
240 Вашу землю искать. Этот край, отчизну Дардана,
Вновь обрести мы должны – такова необорная воля
Феба – и Тибр Тирренский найти, и Нумиций священный.
Кроме того, наш вождь от былых богатств посылает
Дар ничтожный тебе, из горящей Трои спасенный:
245 Для возлияний богам эта чаша служила Анхизу,
В этом уборе Приам, по обычаю граждан созвавши,
Суд перед ними творил; вот наряд, троянками тканный,
Вот и жезл, и священный венец".
Илионея словам Латин внимал неподвижно,
250 Голову низко склонив и блуждая задумчивым взглядом
В землю потупленных глаз. Ни наряд с пурпурным узором
Не занимает его, ни Приамов жезл драгоценный:
Дочери будущий брак владеет думой Латина,
Царь повторяет в душе прорицанье старого Фавна.
255 Вот предреченный судьбой, из далекой прибывший чужбины
Зять, которого он назовет царем равноправным,
Чьи потомки, в веках грядущих доблестью славны,
Мощью своей покорят весь круг земель населенных.
Радостно молвит Латин: "Да помогут нам боги, исполнив
260 Все предвещанья свои! Дам я то, что ты просишь, троянец,
И не отвергну даров. И пока Латин на престоле,
Тук изобильных полей и богатства не меньше троянских
Будут у вас. Но пусть, если узы гостеприимства
Хочет Эней меж нами скрепить и союзником зваться,
265 Сам он без страха придет и пред взором друга предстанет.
Будет пожатие рук залогом мира меж нами.
Вы же царю своему передайте то, что скажу я:
Выросла дочь у меня, но из нашего племени зятя
Выбрать ни знаменья мне не велят, ни в святилище отчем
270 Голос, который предрек, что жених с берегов чужедальних
Явится к нам и, слив свою кровь с латинскою кровью,
Имя наше до звезд вознесет. Это он мне указан
Роком,– так думаю я и, если правду провидит
Дух мой, желаю того". И, промолвив так, выбирает
275 Сам он прекрасных коней (их триста в стойлах стояло),
Каждому дарит послу скакуна крылоногого старец,
В пестрых все чепраках и в пурпурных попонах узорных;
Звонко бренчат у коней золотые подвески под грудью,
В золоте сбруя у всех и в зубах удила золотые.
280 В дар Энею он шлет колесницу с парной упряжкой:
Пышет огонь из ноздрей у коней, что от предков небесных
Род свой ведут – от тех полукровок, которых Цирцея
Тайно добыла, впустив к коням отцовским кобылу.
Эти дары получив, унося порученья Латина,
285 Прочь уезжают верхом энеады с вестью о мире.
Тою порой в колеснице своей громовержца супруга
Мчалась воздушным путем, покинув Инахов Аргос.
Вдруг увидала она, над Пахином летя сицилийским,
Издали тевкров суда и Энея, который, ликуя,
290 Строил с друзьями дома и, доверясь суше, оставил
Брошенный флот. Замерла Юнона, пронзенная болью,
И, головою тряхнув, излила в стенаниях сердце:
"О, ненавистный народ! О, моей непокорная воле
Воля судьбы их! Ужель не могли они пасть на сигейских
295 Бранных полях? Или в рабство попасть? Иль сгореть в подожженной
Трое? Но нет, средь огня и средь вражеских толп находили
Выход они! Или сила моя, быть может, иссякла
И успокоилась я, неустанной враждою пресытясь?
Нет, и средь волн я осмелилась гнать лишенных отчизны
300 Беглых фригийцев, по всем морям им ставя преграды!
Сил, чтобы тевкров сломить, не хватило и морю и небу.
Чем зияющий зев Харибды, и Сцилла, и Сирты
Мне помогли? От меня и от моря в устье желанном
Тибра укрылись они! Но ведь Марсу силы достало
305 Диких лапифов сгубить, и Диане разгневанной отдал
Сам родитель богов Каледон на расправу старинный.
Так ли была велика Каледона вина и лапифов?
Я же, царица богов, супруга Юпитера, средства
Все, что могла испытать, испытала, ничем не гнушаясь,–
310 Но победил троянец меня! Так что ж, если мало
Власти великой моей – я молить других не устану.
Если небесных богов не склоню – Ахеронт я подвигну.
Пусть не дано мне Энея лишить грядущего царства,
Пусть Лавинии рок, предназначивший деву пришельцу,
315 Будет незыблем,– но я могу замедлить свершенье,
Вправе я истребить у царей обоих народы.
Тесть и зять за союз пусть жизнью граждан заплатят!
Дева! Приданым твоим будет рутулов кровь и троянцев,
В брачный покой отведет тебя Беллона! Не только
320 Дочь Киссея на свет родила горящее пламя,–
Также рожден и тобой, Венера, для Трои воскресшей
Новый Парис и второй губительный свадебный факел".
Вымолвив это, она устремилась в гневе на землю,
Там из приюта богинь, приносящих муки, из мрака
325 Кличет к себе Аллекто, которой любезны раздоры,
Ярость, и гнев, и война, и злодейства коварные козни.
Все ненавидят ее – и отец Плутон, и родные
Сестры: так часто она изменяет гнусный свой облик,
Так свиреп ее вид, так черны на челе ее змеи.
330 Стала ее подстрекать такими речами Юнона:
"Ради меня потрудись, о дочь безбрачная Ночи,
Ради меня, чтобы честь и слава моя оставались
Неколебимы, чтоб царь обольщен энеадами не был,
Чтоб не досталися им ни лаврентские пашни, ни дева.
335 Ты способна свести в поединке любящих братьев,
Дом наполнить враждой и бедой, чтобы в нем погребальный
Факел не гас, ты сотни имен принимаешь и сотни
Способов знаешь губить. Так найди в душе своей щедрой
Средство разрушить союз и посеять преступную распрю,
340 Пусть возжаждут войны и тотчас же схватят оружье".
В тот же миг Аллекто, напоенная ядом Горгоны,
В Лаций летит, в крутоверхий чертог владыки Лаврента,
Там садится она у дверей молчаливых Аматы.
Тевкров нежданный приход и брак отвергнутый с Турном
345 Сердце царице зажгли обидой женской и гневом.
Черную вырвав змею из волос, богиня метнула
Гада царице на грудь и под платьем скрыла у сердца,
Чтобы, беснуясь, она весь дом возмутила безумьем.
Гад под одеждой скользит, по гладкой груди извиваясь,
350 Тела касаясь едва, исступленной Амате не виден;
Буйное сердце ее наполняет он злобой змеиной,
То повисает у ней золотым ожерельем на шее,
То, как венец, обвивает чело, то по телу блуждает.
В душу покуда ее проникала первая порча,
355 Влажный яд, разгораясь в крови, мутил ее чувства,
Но не пылало еще пожаром пагубным сердце,–
Речь, привычную всем матерям, повела она кротко,
Стала оплакивать дочь и с фригийцем брак ненавистный:
"Дочь неужели отдашь ты, отец, изгнанникам-тевкрам?
360 Значит, не жалко тебе ни себя, ни Лавинии? Значит,
Ты не жалеешь и мать, от которой с первым порывом
Ветра разбойник умчит за моря широкие деву?
Разве не так же проник пастух фригийский к спартанцу,
Чтобы Елену с собой увести к троянским твердыням?
365 Где же верность твоя? Где забота о близких былая?
Где обещанья, что ты давал племяннику Турну?
Если латиняне взять должны чужеземного зятя,
Если незыблемо то, что родителем велено Фавном,–
Все, что жезлу твоему неподвластны, земли чужими
370 Я почитаю,– и нам о том же боги вещали.
Вспомни и Турна род: он возник в далеких Микенах,
Инах там и Акрисий ему положили начало".
Тщетно к Латину она подступалась с такими речами:
Старец стоял на своем. Между тем все глубже и глубже
375 Яд змеи проникал, разливался по жилам царицы,
Бредом рассудок ее помутив,– и вот по Лавренту
Стала метаться она, одержимая бешенством буйным.
Так от ударов бича кубарь бежит и кружится,
Если дети его на дворе запускают просторном;
380 Букс, гонимый ремнем, по дуге широкой несется,
И, позабыв за игрой обо всем, глядит и дивится
Дружно проворству его толпа простодушных мальчишек,
Пуще стараясь взбодрить кубарь ударами. Так же
Средь разъяренной толпы по Лавренту носилась Амата.
385 Вот, менадой себя возомнив, летит она в дебри,
Бешенство все тяжелей, тяжелей беззаконье вершится:
Дочь увлекает она и в лесистых горах укрывает,
Чтобы у тевкров отнять невесту и свадьбу расстроить.
"Вакх, эвоэ! только ты,– голосит она,– девы достоин!
390 Тирс для тебя лишь взяла, в хоровод для тебя лишь вступила,
Лишь для тебя растила она священные кудри!"
Мчится Молва и сердца матерей зажигает безумьем,
То же неистовство их в убежища новые гонит.
Все покидают дома, распускают по ветру косы,
395 Полнят чуткий эфир переливами воплей протяжных,
Копья из лоз в руках, на плечах – звериные шкуры.
Мать несется меж них с горящей веткой смолистой.
Брачные песни поет, величая Лавинию с Турном;
Кровью налившийся взгляд блуждает; вдруг восклицает
400 Голосом хриплым она: "Ио, латинские жены!
Если, как прежде, жива любовь к несчастной Амате
В преданных ваших сердцах, если прав материнских лишиться
Горько вам – рвите с волос повязки, оргию правьте
Вместе со мной!" Так по чащам лесным, где лишь звери таились,
405 Гонит ее Аллекто и вакхическим жалит стрекалом.
Видит богиня: сильны порывы первые буйства,
Рухнули замыслы все царя, и дом его рухнул.
Мрачная, тотчас она на черных крыльях взлетает,
Быстрый Нот ее мчит к безрассудному рутулу в город
410 (Был аргосцами он и беглянкой Данаей основан,–
Так преданье гласит,– и назвали предки то место
Ардеей; ныне оно сохраняет гордое имя,
Но не величье свое). Здесь Турн в чертоге высоком
Сон отрадный вкушал во мраке ночи беззвездной.
415 Образ пугающий свой изменить Аллекто поспешила:
Злобное скрыла лицо под обличьем дряхлой старухи,
Гнусный изрезала лоб морщинами, в кудри седые
Ветку оливы вплела и стянула их туго повязкой.
Так превратилась она в Калибу, жрицу Юноны,
420 И предстала во сне перед взором Турна, промолвив:
"Стерпишь ли, Турн, чтоб труды твои все понапрасну пропали,
Чтобы твой жезл перешел так легко к пришельцам дарданским?
Царь невесту тебе с приданым, купленным кровью,
Дать не желает: ему иноземный нужен наследник!
425 Что ж, на посмешище всем истребляй тирренские рати,
Даром иди хоть на смерть, покой охраняя латинян.
Мирный сон твой смутить и все сказать тебе прямо
Дочь Сатурна сама всемогущая мне приказала.
Так не замедли призвать италийцев юных к оружью,
430 Радостно в бой их веди на вождей фригийских, разбивших
Стан у прекрасной реки, и сожги корабли расписные!
Мощная воля богов такова. И если невесту
Царь Латин не отдаст и своих обещаний не сдержит,–
Пусть узнает и он, каково оружие Турна".
435 Юноша жрице в ответ с улыбкой насмешливой молвил:
"Нет, заблуждаешься ты, если думаешь, что не достигла
Слуха нашего весть о заплывших в Тибр чужеземцах.
Мнимыми страхами нас не пугай. Меня не забудет
Вышних царица богов!
440 К правде бывает слепа побежденная немощью старость,
Вот и терзает она тебя напрасной тревогой,
Вещую страхом пустым средь раздоров царских морочит.
Мать! Забота твоя – изваянья богов и святыни,
Битвы и мир предоставь мужам, что сражаются в битвах".
445 Гневом от этих слов загорелось фурии сердце.
Речь свою Турн оборвал, внезапной дрожью охвачен,
Взор застыл у него: зашипели эринии змеи,
Страшный лик открылся пред ним, и очи, блуждая,
Пламенем злобным зажглись. В замешательстве вновь порывался
450 Турн говорить, но, грозя, поднялись на челе у богини
Гады, и, щелкнув бичом, Аллекто его оттолкнула.
"Вот я,– вскричала,– кого побежденная немощью старость,
К правде слепая, средь битв морочит ужасом тщетным!
Видишь меня? Я пришла из приюта сестер ненавистных,
455 Битвы и смерть – забота моя!"
В бешенстве вымолвив так, горящий пламенем черным
Факел метнула она и вонзила юноше в сердце.
Ужас тяжкий прервал героя сон беспокойный,
Пот все тело ему омыл холодной волною.
460 С криком ищет он меч в изголовье, ищет по дому,
Страстью к войне ослеплен и преступной жаждой сражений,
Буйствует, гневом гоним,– так порой, когда с треском пылает
Хворост и медный котел окружает шумное пламя,
В нем начинает бурлить огнем нагретая влага,
465 Пенится, словно поток, и дымится, и плещет, как будто
Тесно ей стало в котле, и клубами пара взлетает.
Мир презрев и союз, призывает в поход на Латина
Турн друзей молодых и велит готовить оружье,
Встать на защиту страны и врага из Италии выбить:
470 Сил довольно у них одолеть и латинян и тевкров.
Только лишь молвил он так и вознес всевышним моленья,
Рутулы все, как один, за оружье с жаром берутся:
В бой призывает одних красотой цветущая юность,
Предки цари – других, а третьих – подвигов слава.
475 Тою порой, как Турн зажигает отвагою души,
Прочь летит Аллекто и несется на крыльях стигийских
К тевкрам и новые там затевает козни: приметив
Место, где дичь над рекой травил прекрасный Асканий,
Бешенством свору его распаляет исчадье Коцита,
480 Чутких коснувшись ноздрей знакомым запахом зверя,
Чтобы упорней гнались за оленем собаки. И это
Было началом всех бед, пастухов толкнуло на битву.
Жил там красавец олень, высокими гордый рогами,
Был он еще сосунком похищен у матки и вскормлен
485 Тирра детьми и самим родителем Тирром, который
Царские пас стада и стерег окрестные пашни.
Сильвия, дочь пастуха, о ручном заботилась звере,
Нежных цветов плетеницы ему вкруг рогов обвивала,
Гребнем чесала шерсть и купала в источнике чистом.
490 Трогать себя позволял и к столу подходил он охотно
И, набродившись в лесах, всегда к знакомым порогам
Сам возвращался назад, хоть порой и позднею ночью.
Это его вдалеке учуяли Юла собаки.
Зверя вспугнули они, когда, от зноя спасаясь,
495 Плыл он вниз по реке в тени зеленых откосов.
Сам Асканий, горя желаньем охотничьей славы,
Лук согнул роговой и стрелу в оленя направил.
Бог неверной руке помог: с тетивы зазвеневшей
С силой стрела сорвалась и в утробу зверю вонзилась.
500 Раненый мчится олень домой, под знакомую кровлю,
В стойло со стоном бежит, истекая кровью обильной,
И, словно слезной мольбой, весь дом своей жалобой полнит.
Сильвия, первой его увидав, ударяет руками
В грудь, и на помощь зовет, и соседей суровых скликает.
505 Тотчас же (ибо в лесной Аллекто затаилась засаде)
Все прибегают: один узловатую тащит дубину,
Кол обожженный – другой. Превращает ярость в оружье
Все, что нашлось под рукой. И Тирр, что, клинья вгоняя,
В щепы раскалывал дуб, топор поспешно хватает,
510 Односельчан созывает в ряды, безудержный в гневе.
Злая богиня, решив, что для распри время приспело,
Из лесу мчится скорей и с кровли хлева покатой
Громко трубит в изогнутый рог и пастушьим призывом
Все будоражит вокруг: содрогнулась от адского рева
515 Роща, и шум пробежал по вершинам дремучего леса,
Тривии озеро звук услыхало, услышал сернистый
Нар с белесой водой и Велина исток отдаленный,
Матери в страхе тесней к груди прижали младенцев.
Быстро труба Аллекто собирает зычным призывом
520 Буйные толпы – и вот, на ходу хватая оружье,
В бой земледельцы бегут; но из лагеря Юлу на помощь
Воины Трои спешат, распахнувши настежь ворота.
Стали противники в строй. Началась уж не дикая свалка,
В ход не дубины идут и не колья с концом обожженным,–
525 Боя решает исход секир двуострых железо,
Частой стернею клинков ощетинилась черная нива,
Медь на солнце горит и мечет отблески к небу.
Так под ветром сперва покрывается белою пеной
Море, потом все сильней и выше вздымаются волны,
530 И, наконец, до небес глубокая плещет пучина.
Вот просвистела стрела, и в переднем ряду италийцев
Юный Альмон упал, прекрасный первенец Тирра:
В горло впилось острие, и дорогой голоса влажной
В рану хлынула кровь, пресекая жизнь и дыханье.
535 Валятся наземь тела. Простерт Галез престарелый
В миг, когда вышел вперед, чтобы стать посредником мира
(Всех справедливей он был и богаче в краю Авзонийском:
Пять овечьих отар, пять стад коров загонял он
В хлевы, и сто плугов поли его бороздило).
540 Бились покуда враги, одолеть не в силах друг друга,
Взмыла ввысь Аллекто, обещанье исполнив и кровью
Павших в первом бою напоив ненасытную распрю,
К своду крутому небес унеслась от земли Гесперийской,
Гордо Юноне она, торжествуя победу, сказала:
545 "Вот тебе все: и война, и раздор, разделивший народы.
Вновь попробуй теперь их связать союзом и дружбой,
После того как гостей окропила я кровью латинской.
Больше сделаю я, если воля твоя неизменна:
Ближние все города подниму и, слухи посеяв,
550 Дух авзонийцев зажгу безумной к битвам любовью,
Всех на подмогу пошлю, все поля покрою оружьем".
Молвит Юнона в ответ: "Довольно страхов и козней,
Повод есть для войны, и враги схватились вплотную,
Случай вручил им мечи – но клинки уж отведали крови.
555 Пусть же такую они теперь отпразднуют свадьбу –
Славный Венеры сын и царь Латин вероломный.
Но не дозволил Отец, повелитель великих Олимпа,
Чтобы при свете дня ты носилась по небу вольно.
Прочь уходи! Если нужны еще труды и усилья,
560 Справлюсь я и сама!" Так Сатурна дочь говорила.
Фурия, крылья раскрыв, на которых змеи шипели,
Верхний покинула мир, улетела в обитель Коцита.
Есть в Италийской земле меж горами высокими место,
Славится всюду оно, и молвой поминается часто
565 Имя Ампсанктских долин. Густолистым покрытые лесом
Кручи с обеих сторон нависают здесь, и меж ними
Речка, гремя по камням и клубясь воронками, мчится,
Здесь зияет провал пещеры – в страшное царство
Дита отверстая дверь; Ахеронта волной вредоносной
570 Выход этот пробит, чрез который эриния скрылась,
Мерзкая всем, от себя избавив землю и небо.
Дочь Сатурна меж тем, завершая фурии дело,
Пуще раздор разжигать принялась. Устремляется в город
С поля рать пастухов и несет с собою убитых –
575 Альмона тело, и труп изувеченный старца Галеза.
Все взывают к богам и Латина в свидетели кличут,
Тевкров в убийстве винят. Появляется Турн средь смятенья,
Множит укорами страх: недаром призваны тевкры,
Сам он отвергнут не зря – царь желает с кровью фригийской
580 Кровь свою слить. И пока по лесам в вакхическом буйстве
Матери мчат без пути, увлекаемы славой Аматы,–
Их сыновья, собравшись толпой, к Маворсу взывают.
Знаменьям всем вопреки, вопреки велениям рока,
Требуют люди войны, извращая волю всевышних.
585 Царский дворец окружив, как на приступ, латиняне рвутся,
Царь же незыблем и тверд, как утес в бушующем море,
Словно в море утес, когда он средь растущего гула
Всей громадой своей отражает бешеный натиск
Воющих волн, а вокруг громыхают скалы и камни
590 В пене седой, и с боков отрываются травы морские.
Но, уж не в силах сломить слепую волю сограждан
(Все совершалось в тот миг по манию гневной Юноны),
Царь, взывая к богам и к пустому небу, воскликнул:
"Рок одолел нас, увы! За собой нас вихрь увлекает!
595 Сами заплатите вы своей святотатственной кровью,
О злополучные! Ждет и тебя, о Турн, за нечестье
Горькая казнь, и поздно богам принесешь ты обеты.
Мне ж уготован покой, но, хоть гавань открыта для старца,
Мирной кончины и я лишился". Вымолвив, смолк он
600 И, запершись во дворце, бразды правленья оставил.
Есть обычай один в Гесперийском Лации; прежде
Свято его блюли города альбанцев, а ныне
Рим державный блюдет, начиная Марсовы брани,
Гетам ли он готовит войну и плачевную участь,
605 В грозный идет ли поход на гиркан, арабов иль индов,
Шлет ли войска навстречу заре, чтоб значки легионов
Римских отнять у парфян. Почитают все как святыню
Двери двойные войны, перед Марсом яростным в страхе;
На сто засовов они из железа и меди надежно
610 Заперты, и ни на миг не отходит бдительный Янус.
Но коль в сенате отцы порешат, что война неизбежна,
Консул тогда, облачен по-габински надетою тогой
И квиринальским плащом, отворяет скрипучие створы,
Граждан на битву зовет, и за ним идут они следом,
615 В хриплые трубы трубят, одобренье свое изъявляя.
Должен был бы Латин, объявляя войну энеадам,
Мрачную дверь отворить, соблюдая тот же обычай,–
Но погнушался отец совершить обряд ненавистный,
Скрылся во мраке дворца, роковых не коснувшись запоров.
620 Тут слетела с небес царица богов и толкнула
Створы своею рукой; неподатливый шип повернулся,
Прочный сломался засов – и двери войны распахнулись.
Мирный и тихий досель, поднялся весь край Авзонийский.
В пешем строю выходят одни, другие взметают
625 Пыль полетом коней, и каждый ищет оружье.
Тот натирает свой щит и блестящие легкие стрелы
Салом, а этот вострит топор на камне точильном,
Радуют всех войсковые значки и трубные звуки.
Звон наковален стоит в пяти городах: обновляют
630 Копья, доспехи, мечи в Крустумерии, в Тибуре гордом,
В Ардее, в стенах Антемн башненосных и в мощной Атине.
Тела прикрытье – щиты – плетут из ивовых прутьев,
Полый куется шлем и надежный панцирь из меди,
Мягкие гнутся листы серебра для блестящих поножей.
635 Больше ни серп не в чести, ни плуг: пропала к орудьям
Мирным любовь; лишь наследственный меч накаляется в горне.
Трубы ревут, идет по руке дощечка с паролем.
Шлем со стены снимает один, другой запрягает
Бьющих копытом коней, или верный меч надевает,
640 Или кольчугу, из трех золотых сплетенную нитей.
Настежь, богини, теперь отворите врата Геликона,
Песнь о царях, что на бой поднялись, и о ратях начните,
Песнь о мужах, что цвели в благодатной земле Италийской
В давние эти века, о сраженьях, в стране запылавших.
645 Сами вы помните все и поведать можете, девы,
Нам, до которых едва дуновенье молвы долетело.
Первым выстроил рать и на бой из Тирренского края
Враг надменный богов, суровый вышел Мезенций.
Юный сын его Лавз был рядом с ним; красотою
650 Только Турн, лаврентский герой, его превзошел бы.
Лавз, укротитель коней и лесных зверей победитель,
Тысячу вел за собой – но вотще! – мужей агиллинских;
Был он достоин иметь не такого вождя, как Мезенций,
Лучшего также отца – не Мезенция – был бы достоин.
655 Следом летел по лугам в колеснице, пальму стяжавшей,
Гордый победой коней прекрасного сын Геркулеса,
Столь же прекрасный и сам, Авентин; в честь отца он украсил
Щит свой сотнею змей – оплетенной гадами гидрой.
Рея-жрица его средь лесов на холме Авентинском
660 Тайно на свет родила, сочетавшись – смертная – с богом,
Тою порой как, убив Гериона, Лаврентские пашни
Мощный тиринфский герой посетил и в потоке Тирренском
Выкупал стадо быков, в Иберии с бою добытых.
Воины копья несут и шесты с оконечьем железным,
665 Круглым клинком поражают врагов и дротом сабинским.
В шкуру огромного льва с ощетиненной грозною гривой
Был одет Авентин; голова с белозубою пастью
Шлемом служила ему. Так, набросив покров Геркулесов
На плечи, в царский дворец входил воитель суровый.
670 Следом два близнеца покидают Тибура стены
(Город был так наречен в честь Тибуртия, третьего брата),
Пылкий Кор и Катилл, молодые потомки аргивян.
Братья всех впереди через чащу копий несутся,–
Так с Офрийских вершин или с круч заснежённых Гомолы
675 Быстрым галопом летят два кентавра, рожденные тучей,
И расступается лес перед ними, бегущими бурно,
С громким треском вокруг ломается частый кустарник.
Не уклонился от битв и создатель твердынь пренестинских
Цекул; верят века преданью о том, что, Вулканом
680 В сельской глуши рожденный средь стад, в очаге был он найден.
Строем широким шагал за царем легион деревенский,–
Все, кто в Пренесте живет, кто холодным вспоён Аниеном
Иль Амазеном-отцом, кто в полях Габинских, любезных
Сердцу Юноны, взращен, или в щедрой Анагнии, или
685 В крае ручьев, меж Герникских скал. Без щитов, без доспехов,
Без колесниц выступают они; свинец тускло-серый
Мечут одни из пращей, у других – два дротика легких
В крепких руках; вместо шлемов у всех чело защищают
Бурые шкуры волков, и босою левой ногою
690 Пыль попирают они – лишь на правой сапог сыромятный.
Также Мессап, укротитель коней, Нептунова отрасль,–
Ранить его не дано никому ни огнем, ни железом,–
Весь свой праздный народ и от битв отвыкшее войско
Тотчас к оружью призвал и меч схватил в нетерпенье.
695 Он фесценнинцев ряды ведет и эквов-фалисков,
Тех, кто живет на Флавинских полях и на кручах Соракта,
В рощах Капены и там, где над озером холм Циминийский.
Мерно ступали они и властителя славили песней,–
Так средь туч дождливых лебедей белоснежная стая
700 С пастбищ обратно летит и протяжным звонким напевом
Все оглашает вокруг, и ему Азийские вторят
Топь и поток.
Если б смешались ряды, то не ратью, в медь облаченной,
Всем бы казались они, но пернатых плотною тучей,
705 Что из просторов морских к берегам возвращаются с криком.
Мощные вывел войска и потомок древних сабинян,
Клавз, который и сам подобен мощному войску:
Клавдиев племя и род от него пошли и проникли
В Лаций, когда уделил место в Риме сабинянам Ромул.
710 С ним амитернский отряд и когорта древних квиритов,
Все, что в Эрете живут и в оливковых рощах Метуски,
Иль на Розейских полях близ Велина, иль в стенах Момента,
Иль на Северской горе и на Тетрикских скалах суровых;
Все, что из Форул пришли, из Касперии, быстрой Гимеллы,
715 Все, кого Тибр поит и Фабарис, кто из холодной
Нурсии прибыл и кто из Латинских пределов, из Горты,
Жители мест, где текут зловещей Аллии струи,–
Воинов столько же шло, сколько волн бушует в Ливийском
Море, когда Орион в ненастные прячется воды,
720 Сколько в Ликийских полях золотых иль на нивах над Гермом
Спелых колосьев стоит под солнцем нового лета.
Звон раздается щитов, и земля гудит под ногами.
Вслед Агамемнона Друг, Апез, ненавистник троянцев,
Впряг в колесницу коней и воинственных сотни народов
725 Турну на помощь повел: тех, что пашут Массик, счастливый
Вакха дарами, и тех, кого аврункские старцы
Выслали в бой от высоких холмов и равнин Сидицина,
Тех, что из Калы пришли и от струй мелководных Вольтурна;
Оски шли за царем и суровые сатикуланцы.
730 Тонкий дротик, из тех, что ремнем привязаны гибким,
Каждый воин несет и кожаный щит для прикрытья;
Меч кривой на боку, чтобы им в рукопашную биться.
Обал! Также тебя помянуть не забуду я в песне.
Нимфой Себета речной был рожден ты Гелону, который
735 Правил на склоне годов телебоями в царстве Капрейском.
Но уж давно его сын, не довольствуясь отчим наделом,
Власти своей подчинил племена, что живут на равнинах,
Сарна обильной струёй орошенных; ему покорились
Жители Батула, Руфр, земледельцы на нивах Целемны,
740 Те, на кого с высоты плодоносные смотрят Абеллы.
Все на тевтонский лад бросают кельтские копья,
Пробковый дуб ободрав, из коры его делают шлемы,
Искрятся медью мечи, и щиты их искрятся медью.
В битву также тебя послали гористые Нерсы,
745 Уфент, прославленный царь, неизменно счастливый в сраженьях,
Тверд и суров твой народ и привычен к долгим охотам
В дебрях лесных и к нелегкой земле Эквикульских пашен.
Здесь земледельцы идут за плугом с мечом и в доспехах,
Любят они за добычей ходить и жить грабежами.
750 Также служитель богов из Маррувия, города марсов,
Прибыл отважный Умброн по веленью владыки Архиппа,
Шлем увенчав зеленой листвой плодоносной оливы.
Гадов ползучий род и гидр с ядовитым дыханьем –
Всех он умел усыплять прикасаньем руки иль заклятьем,
755 Ярость змей укрощал, врачевал их укусы искусно.
Но, поражен дарданским копьем, не мог исцелить он
Рану свою: ни слова навевающих дрему заклятий
Не помогли ведуну, ни травы с марсийских нагорий.
Рощ Ангитийских листвой и Фуцина стеклянной волною,
760 Влагой озер оплакан ты был.
Шел сражаться и ты, Ипполита отпрыск прекрасный,
Вирбий. Ариция в бой тебя послала родная,
В ней ты вырос, где шумит Эгерии роща, где влажен
Берег, где тучный алтарь благосклонной Дианы дымится.
765 Ибо преданье гласит: когда Ипполита сгубили
Мачехи козни и месть отца, когда растерзали
Тело его скакуны, в исступленном летевшие страхе,–
Вновь под небесный свод и к святилам эфира вернулся
Он, воскрешен Пеана травой и любовью Дианы.
770 Но всемогущий Отец, негодуя на то, что вернулся
Смертный из царства теней к сиянью сладкому жизни,
Молнию бросил в того, кто лекарство создал искусно,
Феборожденного сам к волнам стигийским низринул.
А Ипполит между тем унесен благодатной Дианой
775 В рощи Эгерии был и сокрыт в приюте надежном.
Имя себе изменив и назвавшись Вирбием, здесь он
Век в безвестности свой средь лесов провел италийских.
Вот почему и теперь в заповедную Тривии рощу
К храму доступа нет крепконогим коням, что на скалы
780 Юношу сбросили, мчась от морского зверя в испуге.
С пылом отцовским и сын скакунов гонял по равнинам.
Он и сейчас на битву летел, колесницею правя.
Турн средь первых рядов, то там, то тут появляясь,
Ходит с оружьем и всех красотой превосходит и ростом.
785 Шлем украшает его Химера с гривой тройною,
Дышит огнем ее пасть, как жерло кипящее Этны,–
Чем сраженье сильней свирепеет от пролитой крови,
Тем сильней и она изрыгает мрачное пламя.
В левой руке его щит, а на нем – златорогая Ио,
790 Шерстью покрыта уже, уже превращенная в телку;
Аргус ее стережет на щите огромном, и рядом
Инах-отец изливает поток из урны чеканной.
В пешем строю за царем щитоносное движется войско,
Плотною тучей поля покрывая: выходят аврунки,
795 Древних сиканцев отряд, и аргивян, рутулов славных,
Вслед – из Лабиция рать, со щитами цветными сакраны,
Те, кто долины твои, Тиберин, и Нумиция берег
Пашут священный и плуг ведут по холмам рутулийским,
Иль по Цирцейским горам, или там, где нивами правит
800 Анксур-Юпитер и с ним Ферония, гордая рощей,
Там ли, где Сатуры топь, где по темным низинам студеный
Уфент ищет пути, чтобы в море излить свои воды.
Вместе с мужами пришла и Камилла из племени вольсков,
Конных бойцов отряд привела, блистающий медью.
805 Руки привыкли ее не к пряже, не к шерсти в кошницах,
Дева-воин, она трудов Минервы не знала,–
Бранный был ведом ей труд и с ветрами бег вперегонки.
В поле летела она по верхушкам злаков высоких,
Не приминая ногой стеблей и ломких колосьев,
810 Мчалась и по морю, путь по волнам пролагая проворно,
Не успевая стопы омочить в соленой пучине.
Смотрит ей вслед молодежь, поля и кровли усеяв,
Издали матери ей дивятся в немом изумленье;
Глаз не в силах толпа отвести от нее, лишь завидит
815 Пурпур почетный, что ей окутал стройные плечи,
Золото пряжки в кудрях, ликийский колчан за спиною,
Острый пастушеский дрот, из прочного сделанный мирта.
|
|
