Здесь же скончалась и ты, Энея кормилица, чтобы
       Память навек о себе завещать побережиям нашим:
       Место, где прах твой зарыт, сохраняет имя Кайеты,
       Чтят гесперийцы его; так не это ли славой зовется?
5     Благочестивый Эней, совершив обряд погребальный,
       Холм насыпал над ней и, когда успокоилось море,
       В путь поспешил на всех парусах и гавань покинул.
       Ветер в ночи понес корабли, и луна благосклонно
       Свет белоснежный лила и дробилась, в зыбях отражаясь.
10   Плыл вдоль берега флот, минуя царство Цирцеи,
       Где меж дремучих лесов распевает денно и нощно
       Солнца могучая дочь и, в ночную темную пору,
       В пышном дворце, засветив душистый факел кедровый,
       Звонкий проводит челнок сквозь основу ткани воздушной.
15   С берега львиный рык долетает гневный: ярятся
       Звери и рвутся с цепей, оглашая безмолвную полночь;
       Мечется с визгом в хлеву свиней щетинистых стадо,
       Грозно медведи ревут, завывают огромные волки,–
       Все, кого силою трав погубила злая богиня,
20   В диких зверей превратив и обличье отняв человека.
       Чтобы Цирцеи волшба не коснулась троянцев, чтоб волны
       К берегу их не снесли, не пригнали в опасную гавань,
       Ветром попутным Нептун паруса энеадов наполнил,
       Бег ускорил судов и пронес через бурные мели.

25           Море зарделось в лучах золотистой Авроры, сверкавших
       С неба, где мчалась в своей колеснице алой богиня.
       Ветер внезапно упал, дуновенья больше не морщат
       Мраморной глади – одни с безветрием борются весла.
       Видит с моря Эней берега, заросшие лесом,
30   И меж огромных дерев поток, отрадный для взора:
       Это струит Тиберин от песка помутневшие воды
       В море по склонам крутым. Над лесами стаи пернатых,
       Что по речным берегам и по руслам вьют себе гнезда,
       Носятся взад и вперед, лаская песнями небо.
35   Тотчас Эней повелел корабли повернуть и направить
       К берегу; так он вошел, торжествуя, в тенистые устья.

                Ныне о древних веках, Эрато, дозволь мне поведать,
       О стародавних царях и о том, что в Лации было
       В дни, когда с войском приплыл к берегам Авзонийским пришелец,
40   Также о том, отчего разгорелась распря впервые.
       Ты певца вдохнови, о богиня! Петь начинаю
       Я о войне, о царях, на гибель гневом гонимых,
       И о тирренских бойцах, и о том, как вся Гесперия
       Встала с оружьем в руках. Величавей прежних событья
45   Ныне пойдут чередой – величавей будет и труд мой.

                Мирно старый Латин городами и нивами правил.
       Фавну его родила лаврентская нимфа Марика,–
       Так преданье гласит; был Пик родителем Фафна,
       Пика отцом был Сатурн, положивший роду начало.
50   Волей богов не имел Латин мужского потомства,
       После того как судьбой был похищен сын юный.
       Дочь лишь была у него, наследница многих владений:
       Стала невестой она, по годам созрела для брака,
       Много из Лация к ней женихов и со всей Гесперии
55   Сваталось, прежде других – красотою всех превзошедший
       Турн, могучих отцов и дедов славный потомок.
       Юношу всем предпочла и мечтала царица скорее
       Зятем сделать его – но мешали ей знаменья свыше.
       Лавр посредине дворца стоял меж высоких чертогов,
60   Долгие годы храним и всеми чтим, как священный:
       Сам Латин, говорят, когда клал основанья твердыни,
       Дерево это нашел и его посвятил Аполлону,
       Город же новый нарек по имени лавра Лаврентом.
       Вдруг на вершину его,– и рассказывать дивно об этом! –
65   В воздухе путь проложив, прилетели с громким жужжаньем
       Пчелы тучей густой, и, сцепившись ножками плотно,
       Рой нежданный повис, точно плод, меж листьев на ветке.
       Вмиг прорицатель изрек: "Я зрю иноземного мужа,
       С той же он стороны, что и рой, сюда же стремится
70   С войском своим, чтобы здесь воцариться в твердыне высокой".
       Факела чистый огонь к алтарям подносила однажды,
       Стоя рядом с отцом, во дворце Лавиния-дева;
       Тут привиделось им, будто длинные кудри царевны –
       Чудо грозное! – вдруг охватило шумное пламя,
75   Следом убор занялся, занялся на челе самоцветный
       Царский венец – и вот, золотым окутана дымом,
       Сеет она Вулканов огонь по просторным палатам.
       Дивное знаменье так всем на страх истолковано было:
       Слава Лавинию