меня, - повсюду, ночью, днем,
Неосязаемый, как воздух, недоступный,
Он плавает вокруг, он входит в грудь огнем,
Он жаждой мучает, извечной и преступной.

Он, зная страсть мою к Искусству, предстает
Мне в виде женщины, неслыханно прекрасной,
И, повод отыскав, вливает грубо в рот
Мне зелье мерзкое, напиток Зла ужасный.

И, заманив меня - так, чтоб не видел Бог, -
Усталого, без сил, скучнейшей из дорог
В безлюдье страшное, в пустыню Пресыщенья,

Бросает мне в глаза, сквозь морок, сквозь туман
Одежды грязные и кровь открытых ран, -
Весь мир, охваченный безумством Разрушенья.

CXX. МУЧЕНИЦА

   Рисунок неизвестного мастера
Среди шелков, парчи, флаконов, безделушек,
 Картин, и статуй, и гравюр,
Дразнящих чувственность диванов и подушек
 И на полу простертых шкур,

В нагретой комнате, где воздух - как в теплице,
 Где он опасен, прян и глух,
И где отжившие, в хрустальной их гробнице,
 Букеты испускают дух, -

Безглавый женский труп струит на одеяло
 Багровую живую кровь,
И белая постель ее уже впитала,
 Как воду - жаждущая новь.

Подобна призрачной, во тьме возникшей тени
 (Как бледны кажутся слова!),
Под грузом черных кос и праздных украшений
 Отрубленная голова

На столике лежит, как лютик небывалый,
 И, в пустоту вперяя взгляд,
Как сумерки зимой, белесы, тусклы, вялы,
 Глаза бессмысленно глядят.

На белой простыне, приманчиво и смело
 Свою раскинув наготу,
Все обольщения выказывает тело,
 Всю роковую красоту.

Подвязка на ноге глазком из аметиста,
 Как бы дивясь, глядит на мир,
И розовый чулок с каймою золотистой
 Остался, точно сувенир.

Здесь, в одиночестве ее необычайном,
 В портрете - как она сама
Влекущем прелестью и сладострастьем тайным,
 Сводящем чувственность с ума, -

Все празднества греха, от преступлений сладких,
 До ласк, убийственных, как яд,
Все то, за чем в ночи, таясь в портьерных складках,
 С восторгом демоны следят.

Но угловатость плеч, сведенных напряженьем,
 И слишком узкая нога,
И грудь, и гибкий стан, изогнутый движеньем
 Змеи, завидевшей врага, -

Как все в ней молодо! - У