ы будут 
усваиваться уже в зрелом возрасте. В народе В естественным проводником традиции 
является семья. В народе А семья не может первое время передавать подрастающему 
поколению традицию новой культуры в чистом виде. Эту традицию приходится 
прививать через школу или через более или менее искусственные коллективы - 
армию, заводы, фабрики и проч. Но, получая из этих источников традиции новой, 
заимствованной культуры, молодые поколения в то же время сохраняют и традиции 
прежней национальной культуры, полученные ими из семьи и подкрепляемые 
авторитетом семьи даже в более позднее время. Естественно, что эти молодые 
поколения комбинируют обе традиции и создают в результате некоторую смесь из 
понятий двух различных культур. Эта смесь создается в каждом индивидуальном 
сознании, хотя, конечно, не без влияния подражания окружающим. В общем, смесь 
получается у каждого своя и все они довольно различны, смотря по условиям 
личной биографии каждого отдельного субъекта, при чем, конечно, у людей со 
сходной биографией различия в смеси не так значительны. Как бы то ни было, 
когда молодые поколения, о которых идет речь, из роли воспринимающих традицию 
перейдут в роль передающих ее, они передадут следующему за ними поколению не 
чистую традицию культуры В, а традицию смеси А и В. Следующее поколение, 
получая из школы и подобных источников более или менее чистую культуру В, а из 
семьи и из свободного социального общения со старшими вышеупомянутую смесь А и 
В, само производит новую смесь из этих элементов и, впоследствии, передает 
традиции этой новой смеси поколению, следующему за ним, и т.д. Таким образом, 
культура народа А будет всегда смесью культур А и В, причем в каждый данный 
момент у старшего поколения элемент А будет несколько сильнее, чем у младшего, 
и семья будет ближе к А, чем другие коллективы. Впрочем, с течением времени 
отдельные элементы культуры А проникнут и в ту традицию, которая передается 
молодым поколениям школой, так что эта традиция тоже станет смешанной. В 
результате, вся культура народа А окажется основанной на смешанной традиции 
двух культур; значит, полного тождества между народами А и В в культурном 
отношении все-таки не получится. 

Выше мы сказали, что каждое открытие слагается из элементов уже существующих 
культурных ценностей. Общая сумма возможных в данный момент открытий, 
следовательно, зависит от общей суммы культурных ценностей, имеющихся налицо у 
данного народа. А т.к. в отношении запаса культурных ценностей между народами А 
и В, как сказано, никогда не будет полного тождества, то ясно, что и сумма 
возможных открытий у обоих народов никогда не будет одинакова: иначе говоря, 
направление развития культуры у народа В, создавшего ее, и у народа А, 
позаимствовавшего ее, будет различно. К этому надо присоединить еще различия во 
вкусах, предрасположениях и темпераментах, обусловленные различием в 
наследственности. Наконец, часто все это осложняется различиями географических 
условий и (например, в вопросе о костюме) антропологических типов. 

Таким образом, надо признать, что полное приобщение целого народа к культуре, 
созданной другим народом, - дело невозможное. 

История отнюдь не противоречит этому выводу. Всюду, где имеется подобное полное 
приобщение к чужой культуре, более пристальное изучение фактов показывает либо, 
что это приобщение является только кажущимся, либо, что оно стало возможным 
только благодаря антропологическому смешению народа-создателя культуры с 
народом-заимствователем. Как на исторические примеры приобщения к чужой 
культуре указывают на эллинизм и романизацию. Однако, эти примеры мало удачны. 
В эллинизированных странах, как известно, получалась именно смесь древней 
греческой культуры с туземными культурами. Элементы греческой культуры, как и 
греческий язык, служили лишь цементом, объединившим друг с другом все эти 
смешанные культуры; как известно, элемент иноземной культуры проник тогда и в 
саму Грецию, так что и сам греческий народ получил смешанную культуру. Таким 
образом, здесь не было "народа В", создавшего культуру, и "народа А", эту 
культуру позаимствовавшего, а были народы А, В, С и т.д., заимствующие друг у 
друга отдельные элементы культуры, вступившие между собою в оживленное 
культурное общение, совершенно взаимное. Что касается до романизации, то в ней 
надо различать два момента. Романизацию Аппенинского полуострова нельзя 
рассматривать как приобщение к чужой культуре, ибо культура Рима 
республиканской эпохи мало отличалась от культуры других городских общин Италии.
 На всем полуострове господствовала одна культура с незначительными 
особенностями в отдельных местностях и романизация, собственно, свелась к 
распространению латинского языка, заменившего собою все остальные наречия 
Италии, из которых, к тому же, большинство были близко родственны с наречием 
Рима. Несколько другой характер имела романизация более отдаленных провинций 
Римского государства, Галлии, Испании, Британии и проч., в которых национальная 
культура существенно отличалась от римской, Но тут надо принять во внимание 
несколько обстоятельств. Во первых, романизация в этих областях происходила с 
большой постепенностью. Первоначально римляне ограничивались лишь проведением 
дорог и учреждением военных поселений, состоявших сначала из одних итальянцев, 
а затем подвербовывавших солдат и из местного населения. Позднее начали 
вводиться в этих местах римские государственные учреждения и римское право. В 
религиозном отношении обязательным был лишь культ императора, другие же римские 
культы не вводились, а приносились в провинцию римскими солдатами, мирно 
уживаясь с национальными культами. В области материальной культуры, одежды, 
жилища, орудий производства, провинциальные "варвары- долгое время сохраняли 
свою самобытность, сглаживающуюся очень постеп