одексу хорошего тона подчиняются 
все члены "дикого" племени без исключения, тогда как у европейцев хороший тон 
является уделом только высших классов. В заботе о наружности "дикари" часто 
проявляют гораздо больше сложности, чем многие европейцы: вспомним сложные 
приемы татуировки австралийцев и полинезийцев или сложнейшие прически 
африканских красавиц. Если все эти осложнения можно отнести на долю 
нецелесообразного чудачества, то есть в жизни некоторых дикарей и некоторые 
несомненно целесообразные институты гораздо более сложные, чем соответствующие 
им европейские. Возьмем, например, отношение к половой жизни, к семейному и 
брачному праву. Как элементарно разрешен этот вопрос в романогерманской 
цивилизации, где моногамная семья существует официально, покровительствуемая 
законом, а рядом с нею уживается разнузданная половая свобода, которую общество 
и государство теоретически осуждают, но практически допускают. Сравните с этим 
детально продуманный институт групповых браков у австралийцев, где половая 
жизнь поставлена в строжайшие рамки и, при отсутствии индивидуального брака, 
тем не менее приняты меры, как для обеспечения детей, так и для недопущения 
кровосмешений. 

Вообще говоря, большая или меньшая сложность ничего не говорить о степени 
совершенства культуры. Эволюция так же часто идет в сторону упрощения, как и в 
сторону усложнения. Поэтому, степень сложности никак не может служить мерилом 
прогресса. Европейцы прекрасно понимают это, и применяют это мерило только 
тогда, когда оно удобно для их целей самовосхваления. В тех случаях, когда 
другая культура, например, та же культура дикарей, в каком-нибудь отношении 
оказывается сложнее европейской, европейцы не только не считают эту большую 
сложность мерилом прогресса, но даже наоборот объявляют, что в данном случае 
усложнение есть признак "первобытности". Так толкует европейская наука все 
вышеупомянутые случаи: сложный этикет дикарей, их забота о сложном украшении 
тела, даже хитроумная система австралийского группового брака - все это 
оказывается проявлением низкой степени культуры. Заметим, что при этом 
европейцы совершенно не считаются уже и со своим излюбленным "историческим 
аргументом", разобранным выше: в праистории галлов и германцев (да и самих 
римлян) никогда не было момента, когда все упомянутые, якобы первобытные, 
стороны жизни "дикарей" нашли бы себе проявление. О тщательном украшении тела, 
о татуировке или о фантастически сложных прическах отдельные предки 
романогерманцев не имели никакого понятия, вежливость и "манеры- были у них в 
гораздо большем пренебрежении, чем у современных немцев и американцев, а семья 
с покон веков строилась по одному и тому же образцу. Европейцы не считаются с 
историческим аргументом и в целом ряде других случаев, в которых его логическое 
применение говорило бы не в пользу европейской цивилизации. Многое из того, что 
в современной Европе считается последним криком цивилизации или вершиной еще не 
достигнутого прогресса, встречается у дикарей, но тогда объявляется признаком 
крайней первобытности. Футуристические картинки, нарисованные европейцами, 
считаются признаком высокого утончения эстетического вкуса, но совершенно 
подобные им произведения "дикарей- - наивными попытками, первыми пробуждениями 
первобытного искусства. Социализм, коммунизм, анархизм, все это "светлые идеалы 
грядущего высшего прогресса", по только лишь тогда, когда их проповедует 
современный европеец. Когда же эти "идеалы- оказываются осуществленными в быте 
дикарей, они сейчас же обозначаются, как проявление первобытной дикости. 

Объективных доказательств превосходства европейца над дикарями нет и не может 
быть потому, что при сравнении разных культур между собою европейцы знают лишь 
одно мерило: что похоже на нас - лучше и совершеннее всего, что на нас не 
похоже. 

Но если так, если европейцы не совершеннее дикарей, то та эволюционная лестница,
 о которой мы говорили в начале этой главы, должна обрушиться. Если вершина ее 
не выше ее основания, то, очевидно, она не выше и других ступеней, находящихся 
между нею и ее основанием. Вместо лестницы, мы получаем горизонтальную 
плоскость. Вместо принципа градации народов и культур по степеням совершенства 
- новый принцип равноценности и качественной несоизмеримости всех культур и 
народов земного шара. Момент оценки должен быть раз навсегда изгнан из 
этнологии и истории культуры, как и вообще из всех эволюционных наук, ибо 
оценка всегда основана на эгоцентризме. Нет высших и низших. Есть только 
похожие и непохожие. Объявлять похожих на нас высшими, а непохожих - низшими, - 
произвольно, ненаучно, наивно, наконец, просто глупо. Только вполне преодолев 
этот глубоко вкоренившийся эгоцентрический предрассудок и изгнав его 
последствия из самих методов и выводов, до сих пор строившихся на нем, 
европейские эволюционные науки, в частности этнология, антропология и история 
культуры, станут настоящими научными дисциплинами. До тех пор они являются в 
лучшем случае средством морочить людей и оправдывать перед глазами 
романогерманцев и их приспешников империалистическую колониальную политику и 
вандалистическое культуртрегерство "великих держав- Европы и Америки. 

Итак, на первый из поставленных выше вопросов, на вопрос: "можно ли объективно 
доказать, что культура современных романогерманцев совершеннее всех прочих 
культур, ныне существующих или когда-либо существовавших на земле?", - 
приходится ответить отрицательно. 

I I I

Теперь попытаемся ответить на вопрос: возможно ли полное приобщение 
какого-нибудь народа к культуре, созданной другим народом. Под полным 
приобщением мы разумеем, конечно, такое усвоение культуры чужого народа, после 
которого эта культура для заимствующего народа становится как бы своею и 
продолжает развиваться в эт