ринадлежит сразу к двум союзам или колеблется между двумя соседними 
союзами, играя, таким образом, ту же роль, что переходные говоры в генетической 
классификации [2]. Таким образом, принимая во внимание обе возможные 
группировки языков, генетическую (по семействам) и негенетическую (по союзам), 
можно сказать, что все языки земного шара представляют некоторую непрерывную 
сеть взаимно переходящих друг в друга звеньев, как бы радужную. И именно в силу 
непрерывности этой языковой радужной сети и в силу постепенности переходов от 
одного ее сегмента к другому общая система языков земного шара при всем своем 
пестром многообразии представляет все же некоторое, правда, только 
умопостигаемое, единое целое. Таким образом, в области языка действие закона 
дробления приводит не к анархическому распылению, а к стройной гармоничной 
системе, в которой всякая часть, вплоть до мельчайших, сохраняет свою яркую, но 
повторяемую индивидуальность, и единство целого достигается не обезличением 
частей, а непрерывностью самой радужной языковой сети. 

Распределение и взаимное соотношение культур не совпадает с группировкой языков.
 Носители языков не только одного и того же семейства, но одной и той же ветви 
могут принадлежать к разным типам культур: примером, иллюстрирующим это 
положение, является народ венгерский (или мадьярский); ближайшими родичами 
мадьярского языка являются языки вогульский и остяцкий (в северо-западной 
Сибири), между тем культура венгров и культура вогульско-остяцкая не имеют 
между собой решительно ничего общего. И все же распределение и взаимные 
соотношения культур основаны, в общем, на тех же принципах, что и соотношения 
языков, с тою лишь разницей, что то, что в культуре соответствует семействам, 
имеет гораздо меньше значения, чем то, что соответствует союзам. Культуры 
отдельных соседних друг с другом народов представляют всегда целый ряд черт, 
сходных между собой. Благодаря этому среди данных культур обозначаются 
известные культурно-исторические зоны, - например в Азии зона мусульманской, 
индостанской, китайской, тихоокеанской, степной, арктической и т.д. культур. 
Границы всех этих зон взаимно перекрещиваются, так что образуются культуры 
смешанного или переходного типа. Отдельные народы и части народов 
специализируют данный культурный тип, внося в него свои специфические 
индивидуальные особенности. В результате получается та же радужная сеть, единая 
и гармоничная в силу своей непрерывности и в то же время бесконечно 
многообразная в силу своей дифференцированности. 

Таковы результаты действия закона дробления. При кажущейся анархической 
пестроте отдельные национальные культуры, сохраняя каждая свое неповторяемое 
индивидуальное своеобразие, представляют в своей совокупности некоторое 
непрерывное гармоническое единство целого. Их нельзя синтезировать, отвлекаясь 
от их индивидуального своеобразия, ибо именно в сосуществовании этих ярко 
индивидуальных культурно-исторических единиц и заключается основание единства 
целого. Как все естественное, природное, вытекающее из Богом установленных 
законов жизни и развития, эта картина величественна в своей непостижимой и 
необъятной сложности и вместе с тем сложной гармояичности. И попытка 
человеческими руками разрушить ее заменить естественное органическое единство 
живых ярко индивидуальных культур механическим единством безличной 
общечеловеческой культуры, не оставляющей места проявлениям индивидуальности и 
убогой в своей абстрактной отвлеченности, явно противоестественна, богопротивна 
и кощунственна. 

Против такого резкого и безусловного осуждения попыток культурного объединения 
человечества и создания однородной общечеловеческой культуры как попыток 
богопротивных как будто говорит факт общечеловеческой значимости христианства. 

Для тех, кто в христианстве видит лишь одну из многих религий земного шара, 
продукт определенных историко-культурных условий, проблема эта, конечно, вовсе 
и не ставится. При таком взгляде христианство как продукт определенной культуры 
тем самым ставится на одну доску с другими продуктами определенных культур и 
вводится как элемент в общую схему многообразных культурных проявлений 
человечества. Никакой общечеловеческой значительности за ним в таком случае 
признавать нельзя. 

Но для тех, кто в Христе признает пришедшего во плоти Сына Божия и в 
христианстве - единственную истинную религию, слова Христа: "Шедше научите вся 
народы, крестяще я во имя Отца и Сына и Святаго Духа" (Матф. 28: 19) - являются 
как бы опровержением того положения, будто культурное объединение человечества 
есть дело богопротивное. Однако противоречие здесь на самом деле мнимое. Ведь 
признавая христианство абсолютной истиной, покоящейся на божественном 
откровении и преподанной людям при помощи непосредственного вмешательства Бога 
в исторический процесс, мы тем самым уже отказываемся от взгляда на 
христианство как на продукт и как на элемент определенной культуры. Проповедь 
христианства не есть введение в культуру какого-то нового элемента культуры. В 
противоположность юдаизму, связанному с определенной расой, мусульманству, 
связанному с определенной культурой, и буддизму, в принципе враждебному всякому 
культурному Делению, христианство выше рас и культур, но не упраздняет ни 
многообразия, ни своеобразия рас и культур. Принятие христианства влечет за 
собой отказ от целого ряда элементов национальной языческой культуры и 
преобразование этой последней. Но конкретные формы этого преобпа-зования могут 
быть очень различны в зависимости от той культурно-исторической почвы, на 
которую христианство попадает, и единообразие в этой области не только не 
обязательно, но и