Когда ультра-православная "Религиозно-Философская Библиотека", во главе которой 
стоит такой столп православия, как М.А.Новоселов, выпустила в свет ныне 
нашумевшую и признанную еретической книгу иеросхимонаха Антония Булатовича 
"Апология вера во Имя Божие и во Имя Иисуса", то в редакционном предисловии мы 
прочли патетические слова: "Подобно волне землетрясения, по всей вселенской 
церкви, от Юга и до Севера, от Востока и до Запада прошло негодование, когда 
несколько легкомысленных и подпорченных рационализмом монахов дерзнули 
посягнуть на тот нерв церкви, в котором сходятся все прочие нервы, - на тот 
догмат, в отрицании которого содержится отрицание всех догматов, - на ту 
святыню, которая лежит в основе всех святынь церковных. Если бы ничего не было 
еще, кроме этой волны 1912 года, то и ее одной было бы слишком достаточно, 
чтобы, как картонные домики, сбросить построения хулителей церкви, говорящих о 
ее мертвенности, о ее казенности, о ее застое, о ее параличности. Церковь 
слишком велика, чтобы трогаться из-за пустяков. Неподвижность ее -- 
неподвижность величия, а не смерти. Но когда покушение на нее задевает ее за 
живое — она являет свою мощь, она содрогается. Так содрогнулась она и ныне, 
когда со всех концов — из глухих провинциальных монастырей и из столиц — у 
полу-грамотных подвижников и у образованных деятелей вырвался из груди общий 
крик негодования и возгорелось дружное желание вступиться за дражайшее 
достояние верующего сердца. Отступники церкви требовали знамения — да умолкнут: 
вот оно! Но где центр этой волны? Да где же, как не в исконной твердыне 
православия? Где же, как не в том историческо-беспримерном и неподражаемом 
государстве монахов, которое живет наперекор законам земных государств. На 
Афоне не пахнет ни дымным, ни бездымным порохом, и провинившиеся граждане его 
наказуются не тюрьмами, а лишением сладкого дыма духовного отечества... Холодно 
в его культурном мире. Непроницаемая каменная кора рационализма затягивает 
огненный океан благодати всюду. Но вечно кипит в уделе Пресвятой и Пречистой 
Матери Божией та и опаляющая и согревающая лава, без которой замерзло бы 
человечество. Таким-то духовным извержением, в ряду других, явился 1912 год. 
Прозвание же ему, если позволительно предвосхитить историю, которая лишь имеет 
быть написанной в будущем, — прозвание ему: “Год афонских споров об Имени 
Иисусове”.

Прошло немного времени с тех пор, как были написаны эти слова, и история уже 
жестоко надсмеялась над ними. Год этот поистине оказался знаменательным для 
православной церкви.

В каждом номере газет пишут об именеславцах и именеборцах, о старце Илларионе, 
об иеросхимонаха Антонии Булатовиче, о волнениях на Афоне, о мерах борьбы св. 
синода против новой “ереси”, об ужасах, от которых вся кровь загорается 
негодованием. Повторил бы и сейчас автор цитированного предисловия свои немного 
риторические слова, или события последнего времени были слишком большим 
испытанием и для его православной романтики? Кто эти “несколько легкомысленных 
и подпорченных рационализмом монахов”, дерзнувших посягнуть на святое Имя 
Иисусово? Это св. синод и патриархи, церковь русская и церковь 
константинопольская, осудившие в самой резкой форме именеславство, как 
богохульную ересь. На Афоне запахло “дымным порохом”, и, по “законам земных 
государств”, граждане его “наказуются тюрьмами”. Истязаниями и изувечиваниями 
убеждают в правоте синодальной веры. Где же голос церкви, который скажет свое 
властное слово по догматическому вопросу, затрагивающему самые основы 
христианства? Впервые за долгие, долгие столетия вышел православный мир из 
состояния духовного застоя и заволновался вопросом духовного, мистического 
опыта, не мелочным вопросом церковного управления, а большим догматическим 
вопросом. И радостно было, что в XX веке люди могут так страстно волноваться 
вопросами религиозными. Споры именеславцев и именеборцев напомнили те старые 
времена, когда в православной церкви была еще духовная жизнь и духовное 
движение. И с волнением ждали лучшие православные люди, люди подлинного 
религиозного опыта и подлинной духовной жизни, как ответит церковной на 
глубокий духовный вопрос, на вопрос мистического опыта. Здесь не место входить 
по существу в догматический спор именеславцев и именеборцев. Скажу только, что 
на стороне именеславцев преимущества более напряженной духовной жизни, за ними 
есть мистические традиции, среди них есть люди религиозного опыта прежде всего. 
В учении именеславцев есть та частичная истина пантеизма, которая допускает, 
что энергия Божия становится имманентной миру и человеку. На стороне 
именеборства оказалось официальное, казенное, синодальное православие, давно 
порвавшее всякую связь с христианской мистикой, давно равнодушное ко всякой 
духовной жизни, давно выродившееся в государственный позитивизм и жизненный 
материализм. В ответ на духовное волнение православного мира, волнение лучших 
монахов, старцев и мирян, всем сердцем своим преданных православию, раздался 
голос официальной, казенной церкви, и она покрыла себя несмываемым позором. Для 
церкви синодальной и церкви патриархов это было великое испытание, испытание, 
посланное свыше.

Когда иеросхимонах Антоний Булатович приехал с Афона в Россию искать правды 
Божией у русской церкви, то его прежде всего подвергли обыску, потом св. синод 
предложил министерству внутренних дел выслать его из Петербурга, как человека 
беспокойного. Полицейскими преследованиями ответили на его духовную жажду. 
Архиепископ Антоний Волынский в “Русском Иноке” разразился площадной бранью, 
бранью — достойной извозчика, а не князя церкви, против книги старца Иллариона 
“На горах Кавказа”, из-за которой началось все движение. Св. синод вознегодовал,
 что старец Илларион, иеросхимонах Антоний Булатович и афонские монахи 
осмелил