|
мание спасения, спасение в одиночку (спасайся, кто
может, продирайся в Царство Небесное, как говорил один православный), отвергаю
эгоизм спасения. Многие думают, что истолкование христианства как религии
личного спасения есть по преимуществу церковное истолкование. Но в
действительности оно сталкивается с самой идеей Церкви. Если какие-либо мнения
внешне господствуют в православном мире и почитаются некоторыми иерархами
особенно церковными, то это еще не означает, что они наиболее церковны в
глубоком, онтологическом смысле слова. Когда-то арианство господствовало среди
иерархии Востока. Возможно, что эти мнения отражают упадок христианства,
окостенение в христианстве. В мире не было бы таких страшных катастроф и
потрясений, не было бы такого безбожия и умаления духа, если бы христианство не
стало бескрылым, скучным, нетворческим, если бы оно не перестало вдохновлять и
направлять жизнь человеческих обществ и культур, если бы оно не было загнано в
небольшой уголок человеческой души, если бы условный и внешний догматизм и
ритуализм не заменил реального осуществления христианства в жизни. И будущее
человеческих обществ и культур зависит от того, получит ли христианство
творческое, преображающее жизнь значение, раскроется ли вновь в христианстве
духовная энергия, способная породить энтузиазм, повести нас от упадка к подъему.
Официальные люди Церкви, профессионалы религии, говорят нам, что дело личного
спасения есть единое на потребу, что творчество для этой цели не нужно и даже
вредно. Зачем знание, зачем наука и искусство, зачем изобретения и открытия,
зачем правда общественная, творчество новой, лучшей жизни, когда мне грозит
вечная гибель и единственно нужно мне вечное спасение. Такого рода подавленное
и прямо-таки паническое религиозное сознание и самочувствие не может оправдать
творчества. Ничто не нужно для дела личного спасения души. Знание в такой же
мере не нужно, как не нужно искусство, не нужно хозяйство, не нужно государство,
не нужно самое существование природы. Божьего мира. Правда, иногда скажут вам,
что нужно существование государства, и притом в форме самодержавной монархии,
так как вся эта религиозная система жизни возможна была только благодаря
существованию православной монархии, на которую и было возложено все
строительство жизни. Но, последовательно мысля, нужно признать, что государство
не только не нужно для моего спасения, но, скорее, вредно. Такого рода
религиозное сознание никакого дела в мире оправдать не может или может лишь по
непоследовательности и попустительству. Это есть буддийский уклон в
христианстве. Остается только идти в монастырь. Но самое существование
монастырей предполагает охранение их государственным порядком. Этого рода
сознание склонно оправдать мещанский быт, как смиренный и безопасный, и
сопрягать его в одну систему с монашеским подвигом немногих, но творчества
оправдать никогда не может. Вопрос нужно ставить иначе, и христианство не
только разрешает, но и предписывает нам ставить иначе вопрос. Простая баба,
говорят нам, спасается лучше, чем философ, и для спасения ее не нужно знания,
не нужна культура и пр. Но позволительно усомниться в том, что Богу нужны
только простые бабы, что этим исчерпывается план Божий о мире. Божья идея о
мире. Да и простая баба сейчас есть миф, она стала нигилисткой и атеисткой.
Верующим же стал философ и человек культуры. Могут по-своему спасаться невежды,
дураки и даже идиоты, но позволительно усомниться, чтобы в Божью идею о мире, в
замысел Царства Божьего входило население его исключительно невеждами, дураками
и идиотами. Позволительно думать, нимало не нарушая подобающего нам смирения,
что в него входит положительная полнота бытия, онтологическое совершенство.
Апостол рекомендует нам быть младенцами по сердцу, но не по уму. И вот
творчество человека, знание, искусство, изобретение, усовершенствование
общества и пр. и пр., нужно не для личного спасения, а для осуществления
замысла Божьего о мире и человечестве, для преображения космоса, для Царства
Божьего, в которое входит вся полнота бытия. Человек призван быть творцом,
соучастником в Божьем деле миротворения и мироустроения, а не только спасаться.
И человек может иногда во имя творчества, к которому он призван Богом, во имя
осуществления дела Божьего в мире, забывать о себе и своей душе. Людям даны
Богом разные дары, и никто не имеет права зарывать их в землю, все должны
творчески использовать эти дары, указующие на объективное призвание человека.
Об этом с большой силой говорит апостол Павел (Первое посл. к Коринфянам, гл.
12, 28) и апостол Петр (Первое посл., гл. 4, 10). Таков замысел Божий о
человеке, что природа человеческой личности творящая. Спасается личность. Но
для того, чтобы личность спаслась, нужно, чтобы она была утверждена в своей
подлинной природе. Подлинная же природа личности в том, что она есть центр
творческой энергии. Вне творчества нет личности. Спасается для вечности
творческая личность. Утверждение спасения против творчества есть утверждение
спасения пустоты небытия. Человеку в положительном бытии его присуща творческая
психология. Она может быть подавлена и скрыта, может быть раскрыта, но она
онтологически присуща человеку. Творческий инстинкт в человеке есть
бескорыстный инстинкт, в нем забывает человек о себе, выходит из себя. Научное
открытие, техническое изобретение, творчество художественное, творчество
общественное могут быть нужны для других и использованы для целей утилитарных,
но сам творящий бескорыстен и отрешен от себя. В этом существо творческой
психологии. Психология творчества очень отличается от психологии смирения и не
может быть на ней построена. Смирение есть внутреннее духовное делание, в
котором человек занят своей душой, самопреодолением, самоусовершенствованием,
самоспасением. Творчество есть духовное делание, в котором человек забывает о
себе, отрешается от себя в творческом акте, поглощен своим предметом. В
творчестве человек испытывает состояние необычайного подъема всего своего
существа. Творчество вс
|
|